Прах - Элизабет Бир

вкус позволит избавиться от застрявшей в глотке аммиачной вони.

– Космос, – сказала она – негромко, словно обращаясь только к Персеваль. – Сколько, по-твоему, он просидел там взаперти?

– Давай помоемся, – отозвалась Персеваль, и Риан начала вскрывать замки.

Три часа у них ушло на то, чтобы очистить от зарослей несколько ванных комнат и найти работающий душ. Затем они переглянулись и со вздохом посмотрели на своего нового спутника.

Персеваль уговорила его снять повязку – поначалу он крепко сжимал ее тощими пальцами, а Риан настроила звуковые волны и теплый туман в кабинке.

– Он даже горячий, – сказала она, пытаясь скрыть ноты зависти в своем голосе.

– Настанет и твой черед, – беззлобно отозвалась Персеваль. – А пока давай поищем для него одежду.

В зарослях пуэрарии шуршали не только они, но все остальные обитатели оказались робкими и явно опасались хищников. Персеваль и Риан слышали, как прыгают маленькие животные («мыши», – сказала Персеваль; «жабы», – возразила Риан). Увидев насекомых, Персеваль вспомнила, что в них много белка, и старалась их ловить.

Порывшись в брошенных, запечатанных с помощью вакуума шкафчиках, они нашли много хороших вещей, в том числе немодную, но теплую одежду, которая подошла бы высокому и худому мужчине.

– Персеваль, – сказала Риан, когда они устали искать обувь и сели бок обок рядом с дверью душевой, – сколько экологических ниш мира необитаемы?

– О! – воскликнула Персеваль. – Думаю, что большинство.

– А где все люди?

– Умерли. – Пальцы Риан стиснули запястье Персеваль, а ногти впились в кожу. Персеваль вздрогнула и попыталась смягчить эту новость, но при этом не соврать. – А может, собрались в трюме или, что менее вероятно, в домене, – продолжила она, словно с самого начала собиралась это сказать. – В эпоху полета нас было гораздо больше.

Звуковая система за дверью смолкла.

– Мы умираем?

– Да, – ответила Персеваль. Когда дверь открылась, Персеваль встала и протянула мужчине охапку мягких рубашек, нижнего белья и комбинезонов…

И замерла, держа одежду на согнутых руках.

Она думала, что его кожа и волосы были светлыми от недостатка солнца и из-за покрывавшего их слоя засохшего гуано.

Но нет.

Помывшись, он стал еще белее. В отфильтрованном свете, падавшем через окно под потолком, его кожа казалась голубой, а волосы – созданными из снежно-белых завитков. Его борода так и осталась длинной, но теперь стала чистой: вероятно, он не нашел депилятор, но раздобыл расческу и резинку для волос. Из-под полотенца, обернутого вокруг его пояса, торчал обломок меча.

Волосы мужчины, теперь уже чистые и заплетенные в косы, все равно спускались ниже половины спины. Глядя на них и думая о том, каких трудов, должно быть, стоило их отмыть, Персеваль порадовалась тому, что лишилась своих. Отчистить щетину будет легче.

От него уже совсем не пахло аммиаком.

И глаза, которые смотрели на Персеваль, были голубыми, словно лед, столь же голубыми, как и кровь в ее жилах, и в данном случае пигмент их не маскировал.

– Спасибо, – сказал он. Его голос был скрипучим и треснувшим, но слова звучали идеально четко. Он потянулся за стопкой одежды, и его теплые влажные пальцы коснулись рук Персеваль.

– Лорд Тристен… – сказала – а точнее, запинаясь, выдавила из себя Риан. – Ты же умер.

И пока Персеваль недоуменно смотрела на Риан, Тристен Конн сказал:

– Я… тебя знаю?

Риан пошатнулась и оперлась рукой о стену, чтобы не упасть.

* * *

В тот вечер они расположились на кухне, где была плита, и сварили на ужин суп. Поначалу варочная поверхность не работала, но Риан смогла ее починить благодаря внезапно появившимся у нее знаниям о технике. Гэвин свернулся комочком в углу, засунув кончик хвоста в розетку, но Персеваль казалось, что он лишь притворяется спящим.

Что же касается Тристена, то, выяснив, кто они, куда направляются и почему, он умолк. Но оказалось, что он умеет готовить, и поэтому Риан и Персеваль сели плечом к плечу в теплых, но пугающих объятиях Крыла и принялись наблюдать за ним. Глядя на то, как высокий светлокожий мужчина с удивительной сосредоточенностью помешивает готовящийся ужин, Персеваль была вынуждена признать, что ее успокаивает мысль о том, что рядом есть взрослый, который обо всем позаботится.

Ее завораживали и его невероятно белые волосы, и его полупрозрачная кожа. В местах, не закрытых одеждой, виднелись голубые вены, и Персеваль с удивлением обнаружила, что его симбионт не только выжил, но и сумел сохранить здоровье своего хозяина. Также ее удивила его стойкость; она пробыла в плену всего несколько дней, но ей уже казалось, что остаток жизни она проведет, лежа в постели и глядя в потолок. Она больше не чувствовала себя в безопасности.

Но сейчас перед ней был Тристен Конн; он что-то напевал себе под нос, пробуя бульон и скатывая нежные листья пуэрарии для салата, и рядом с ним Персеваль чувствовала себя более защищенной. Сломанный меч Тристен заткнул за пояс, а в левую руку взял нож, который раньше висел на магнитной держалке в одном из кухонных шкафчиков, где уже пошуровали мыши. Персеваль никогда не видела диких мышей, но знала, что все мыши в мире белые – альбиносы, как и Тристен. Но глаза у них должны быть красными, цвета крови млекопитающих, а не окрашенными в синий цвет – маркер симбионта.

Пока она и Риан смотрели, как Тристен готовит, Персеваль напоминала себе, что опасность еще не миновала. Но убедить себя в этом было тяжело, особенно когда он принес им пластмассовые кружки с соленым бульоном, в котором плавало огромное количество сушеных грибов и соевого белка. Кусочки нежных листьев пуэрарии придавали супу мягкий и насыщенный зеленый цвет.

Персеваль сняла руку с плеча Риан, обхватила кружку обеими ладонями и сделала глоток. У супа был фантастический вкус. По ее телу разлилось тепло, и от него плечи Персеваль, напряженные в тех местах, где раньше на них давили крылья, расслабились. Все трое сели, образовав треугольник, и принялись молча есть.

Доев, Персеваль резко закрыла Крыло – даже небольшой теплый ветерок ее порадовал – и пошла за добавкой, прихватив по дороге и кружку Риан. Когда она наклонилась к Тристену, он накрыл свою кружку ладонью. Он съел лишь чуть больше половины, совсем не торопясь.

Если он будет есть много и быстро, это может ему повредить.

Наливая суп в кружку, Персеваль заговорила. Почему-то ей было это проще сейчас, когда она не смотрела на собеседника.

– Риан, тебе не кажется, что нас направляют так, чтобы мы находили разные штуки?

Риан издала какой-то звук – он означал не согласие, а скорее страх.

– Я об этом не думала.

В стальной окантовке стенки над раковиной