Никита Аверин - Крым-2. Остров Головорезов

— Ага, — согласился Стас. — Особенно Пошта. Он сначала при­бьет, потом будет разбираться. И Телеграф...

— А что — Телеграф? — надулся он. — По мне, Бандеролька пра­ва. Ей можно быть идейной гуманисткой. И даже нужно. А убивать будут такие, как мы с Поштой — простые ребята, не романтики. Если у нас и женщины станут циничными стервами, грош цена та­кой цивилизации. Женщины должны проявлять сострадание. Хотя мох я бы подпалил.

— Ты бы все подпалил, — обиделась Бандеролька. — Пироман.

К счастью, колония мха оказалась небольшой — уже минут че­рез десять автомобиль пересек то, что осталось от канала, и пока­тил дальше, на мыс Казантип.

Глава 10.

ВОСХОЖДЕНИЕ

Скалы Кара-Дага возвышались на горизонте, словно огромный обеденный стол, выточенный из цельного куска камня. Извили­стая грунтовка, по которой пылил отряд Пошты — он сам, профессор Кайсанбек Аланович, Костя, матрос Воловик и мичман Зиняк, перед подножьем скалы круто забирала влево, в обход, и, судя по атласу, добытому в Генуэзской крепости, долго и нудно петляла в предгорьях, прежде чем выводила к поселку Старый Крым.

—  Умный в гору не пойдет, — изрек мичман Зиняк. — Умный гору обойдет.

Пошта повертел в руках атлас.

—  Да, дорогу прокладывали умные. А мы зато решительные. Нам нельзя терять еще два дня на брожение по ущельям. Надо идти прямо.

—  М-да? — переспросил Костя. — Прямо — это в гору, что ли, карабкаться?

—  Угу, — кивнул Пошта.

—  Не нравится мне эта идея, — сообщил профессор Кайсанбек Аланович.— Из меня и в лучшие годы скалолаз был так себе. А крымские горы — не из простых, камень колючий, выветренный, у меня даже перчаток нет.

— А веревки у нас есть? — деловито осведомился матрос Воло­вик, которого, похоже, трудности не пугали, а наоборот — вдохнов­ляли.

— Есть у нас веревки, — успокоил его Пошта. — Есть и караби­ны, и беседки, и «восьмерки». Я бывалый, я знал, куда идем. Ла­зить умеешь? — спросил он матроса.

— А то! — обиделся Воловик.

―  Мичман?

— Научусь по ходу, — пообещал Зиняк.

— Тебя, Костя, не спрашиваю, в твоем возрасте любой пацан ла­зить умеет, хотя бы по деревьям.

— Так то по деревьям! — пацан, похоже, слегка струсил при виде сорокаметровой отвесной стены.

— А вас, профессор, мы поднимем в беседке, это не сложно, главное — не хвататься за веревку, а то останетесь без пальцев, — пообещал Пошта Кайсанбеку Алановичу. — Будете сидеть в бесед­ке, как в любимом кресле, с комфортом.

Распаковали рюкзаки, вытащили все необходимое. Веревки перемотали, сложили аккуратными бухтами, карабины проверили и перепроверили. Когда от снаряжения зависит твоя жизнь, поне­воле будешь проверять все по пять-шесть раз. Потом Пошта нау­чил Зиняка и Костю вязать пару простейших узлов, чтобы они могли перевязываться на высоте самостоятельно.

Раздали беседки, подцепили «восьмерки». Зиняк коротко по­молился, Костя пробормотал что-то матерное, для храбрости.

И начали подъем.

Скалолазание — тяжелая, изнуряющая работа, которую следует выполнять аккуратно и методично.

— Запомните, — сказал Пошта напоследок товарищам. — Есть три кита, на которых стоит скалолазание. Три главных правила. Первое: иди ногами. Если будете подтягиваться на руках — быстро устанете, руки нужны только для того, чтобы держаться за скалу. Второе правило: всегда надо иметь три точки опоры. Две руки и нога. Две ноги и рука. Не отрывайте руку и ногу от скалы одновре­менно, а если пришлось — то всегда разноименные, иначе вас ото­рвет от скалы вашим же весом. И третье: прижимайтесь к скате, обнимайте ее, любите. Не отодвигайтесь. Чем ближе центр тяже­сти к скале — тем меньше требуется усилий, тем легче лезть. Ясно? Ну, с богом!

Пошта шел первым, прокладывая страховочную веревку и за­бивая костыли, на которые цеплял карабины для веревки. Скала поначалу оказалась простой: Пошта всего пару раз застревал, не зная, за что зацепиться, но выручал совет одного из инструкто­ров — не знаешь, за что взяться рукой, посмотри вниз и подумай, куда можешь поставить ногу.

Где-то на высоте четырех метров поверхность скалы, выглажен­ная ветрами, стала скользкой. Называется такое место «зеркало» и проходить его крайне сложно — надо ставить ногу не на упор (по­тому что упоров там и нет), а на трение, и пока подошва медленно скользит вниз, забрасывать руку и искать, за что схватиться.

Зацепы на «зеркале» если и встречаются, то крошечные, с моне­ту размером. Тут на помощь пришел еще один трюк из арсенала скалолазов — если сгибать палец как обычно (как это делают все люди, когда, скажем, нажимают на спусковой крючок), руки бы­стро онемеют. Если же исхитриться и согнуть только сустав по­сле первой фаланги пальца, а второй сустав наоборот, постараться выгнуть наружу, жесткость конструкции намного выше.

Иногда приходилось просто засовывать кулак в расщелину и растопыривать пальцы, чтобы хоть как-то удержаться.

Добравшись до удобного места — уступа шириной сантиметров десять, этакой скамеечки на высоте метров пятнадцати, Пошта присел отдохнуть и посмотрел вниз.

Отряд полз по скале медленно, неумело, но упорно.

Следом за Поштой карабкался Зиняк, в его обязанности входи­ло перецеплять веревки из карабина в карабин. Потом — Костя, этот за счет малой массы тела даже не взопрел, лез себе, как муха по стеклу. Потом шел Воловик и тащил на себе беседку с профес­сором. Впрочем, Кайсанбек Аланович оказался не лыком шит, бы­стро понял все хитрости и помогал матросу, как мог, перебирая ногами и цепляясь руками.

«Вроде нормально, — оценил Пошта. — Полмаршрута уже прошли».

И тут, как назло, Костя сорвался.

Дело нормальное и обычное, без срывов не бывает скалолаза­ния, для того и вяжутся в звенья и цепочки, страхуют друг друга.

Но у Кости это был первый раз. Вместо того чтобы расслабить­ся и спокойно дать веревке остановить падение, мальчишка заво­пил, судорожно задергался и попытался вцепиться в проносящую­ся перед носом скалу.

Естественно, безрезультатно.

Костю закрутило в беседке, стукнуло пару раз об скалу, и вдо­бавок он вызвал небольшой обвал, ссыпав горсть мелких камней на голову Воловику, на что матрос отреагировал коротко и нецен­зурно.

— Ты как там, живой? — поинтересовался Пошта, глядя, как пацан болтается в метре от скалы. Костыль сидел прочно, верев­ка была в карабине, карабин замуфтован, причин для паники ни­каких.

Но Костя-то этого не знал. Он вытащил свой остро отточенный бумеранг и собрался пилить веревку.

— Ты что, идиот? — завопил Пошта.

— А ну прекратить! — присоединился мичман Зиняк.

— Вы меня не вытащите, — упрямо заявил Костя. — Я для вас — только обуза. Бросьте меня. Продолжайте экспедицию. Миссия важнее!

И вот тут матрос Воловик (вот уж от кого не ожидал Костя) продемонстрировал все богатства великого и могучего русского языка, конкретнее — матерной его составляющей, еще точнее — флотский вариант, известный как «большой шлюпочный загиб» состоящий минимум из двадцати предложений без повторения эпитетов и метафор.

Костя — да и не только Костя — аж заслушался и перестал пи­лить веревку, на которой висел. Воловик же, завершив тираду, снял свой флотский ремень, намотал один конец на кулак и, словно лас­со, захлестнул за веревку, подтягивая Костю обратно к скале.

—  Геройствовать он вздумал, сопляк, — приговаривал матрос, отвешивая тумаки мальчишке. — Работать надо, а не самопожерт­вованием заниматься! Ползи давай, жертва! А то ремня выпишу будешь знать, как без команды погибать!

Дальнейший путь до вершины проделали с трудом, но без при­ключений. Хуже всего пришлось на последних трех метрах — стена тут нависала над землей, так называемый отрицательный угол, когда гравитация тебе не помогает, а наоборот, отрывает от скалы. Даже Пошта едва не сорвался — но вылез, закрепился и вытащил остальных.

Минут десять все просто лежали на спине, скинув рюкзаки, и смотрели в белое крымское небо. Потом подал голос Кайсанбек Аланович, как наименее уставший.

—  Уважаемый Воловик... Простите, не знаю, как вас по имени...

—  Алексей, — представился матрос. — Можно просто Леша.

—  Алексей. Если вас не затруднит. Будьте любезны. Не могли бы потом — как-нибудь, в приватной обстановке — повторить то, что говорили этому дуралею, — профессор кивнул на Костю, маль­чишка густо покраснел, — на скале? Я хотел бы записать, негоже такому филологическому сокровищу пропадать.

—  Да ладно, — смутился Воловик. — Я что... Вот наш боцман — тот мог загнуть, за ним даже капитан ходил и записывал...

Посмеялись, попили воды, сложили снарягу обратно в рюкза­ки. Дальнейший путь — слава богу, прямой — пролегал через яйлу крымское плоскогорье, которое больше всего напоминало Степь, если забыть, что находишься на высоте сорока метров. Судя по атласу, плоскогорье обрывалось ущельем, носившим название Дубо­вое, а оттуда уже рукой подать было до дороги, ведущей к Старому Крыму.