Близнецы. Том 1 - Дарья Чернышова

то хотя бы без раздражения. С Рубеном Корсахом, единственным из всего благородного семейства по-настоящему благородным человеком, Алеш более-менее ладил – даже после того, как прекрасная Ильза затаила на него злобу. Жаль, что Рубена так рано не стало. Проклятая чума словно чует, кого надо забрать, чтобы сделать выжившим как можно больнее.

А что до нового поручения… Видимо, Отто всего лишь притворялся, будто понимает, как надо заигрывать с женщинами. Вряд ли правила сильно отличаются от общепринятых, если у женщины есть брат-близнец.

Алеш развернул листок на самой середине рабочего стола и разгладил пальцем загиб. Лучше не стало. Желания переложить этот дурацкий сюжет в стихи так и не появилось, даже когда Алеш с особой тщательностью очинил перо. Чаще всего этот ритуал помогал настроиться на работу, но, чтоб его, не в этот раз.

Оставался вариант пройтись, развеяться, может, посмотреть недолго на горизонт с башни. Едва Алеш переступил порог, из дальнего конца коридора донесся отрывистый ритмичный звук.

Это бежали дети. Ни с кем не спутать.

Он прислонился спиной к дверному косяку и в ожидании скрестил на животе руки. Первым показался Конрад, и торопился он не куда-нибудь, а прямо к Алешу. Одетого в длинную черно-синюю рубашку мальчика попробуй разгляди в тени – только бледное пятно лица со здоровым румянцем да копна курчавых медных волос выдавали его с головой. Он напоминал чем-то бронтского школяра, разве что слишком юного для учебы в академии, однако тяги к знаниям ему хватало – последствия ее проявления иногда приходилось устранять лекарю. Сейчас, кажется, наступил как раз такой случай.

«Что за день».

– Мастер Алеш, – еще не остановившись, позвал Конрад, – я тут… вот.

Чуть-чуть заскребло где-то под языком. Алеш присел на корточки и протянул руки: «Покажи».

Он всегда очень рад был видеть своих сыновей. Он всегда улыбался им и всегда помнил, что они ни за что не назовут его отцом. И это – неизменно, из раза в раз – причиняло омерзительную тупую боль.

Конраду сейчас было скорее обидно, чем больно, – он вытянул вперед правую руку, левой обхватив ее над локтем, как будто рука эта ужасно ему надоела и пришла пора ее выбрасывать. Алеш закатал его рукав повыше и присмотрелся: обычная ссадина.

– Боевое ранение? Ну, думаю, здесь обойдется без ампутации. Сейчас вылечим.

Лотар, перейдя на прогулочный шаг, осторожно приблизился.

– Это не я.

Алеш сдвинул брови и нарочито серьезно сказал:

– Да, судя по всему, это стена или, скорее, пол. Заходите. – Он показал на кабинет. – Придется немного подождать.

Мальчик пожал плечами.

– Ну ладно.

Пока Алеш обрабатывал ссадину, Лотар потихоньку передвигался вдоль стен кабинета, внимательно изучая каждую полку в поисках чего-нибудь любопытного, и шагал при этом бочком: то очень широко, то ставя ноги крест-накрест – уже заскучал. Конрад, морщась от малоприятной процедуры обеззараживания, разглядывал склянки на столе, потом заметил торчащее из чернильницы перо и два лежащих один на другом листа: исписанный и пустой.

– Что вы пишете?

Алеш не нашел в себе сил солгать. Он приложил палец к губам и понизил голос до шепота:

– Никому, договорились? Я пишу стихи.

– Ого, – еще тише отозвался Конрад, и глаза его округлились от любопытства. – Про что?

«Про вшивую политику».

– Про птиц.

– Эти стихи тоже грустные? Как те, которые мама любит? Про лепесток и все остальное.

«Встречай, почтенная публика: знаменитый Ясменник, автор грустных стихов про лепесток и все остальное! Полезно, однако, порой взглянуть на себя детскими глазами. В них так много и в то же время так мало иллюзий».

– Да, наверное, – пожал плечами Алеш.

– А почему?

«Потому что я повидал разного дерьма, мальчик мой, и просто не способен удержать его в себе».

– Потому что в жизни очень много грустного, – сказал он.

– Я не грустный, – спокойно возразил Конрад. – И Лотар тоже не всегда.

Алеш улыбнулся и заправил хвостик повязки под верхний слой.

– Вы – исключение.

– Вы там все? – поинтересовался Лотар и кивнул брату. – Пойдем к реке со Стельгой? Она обещала.

– Можно, – согласился Конрад и снова обратился к Алешу: – Хотите с нами?

«Ты не представляешь как».

– Я уже староват для игр на природе, – сказал он, цитируя мастера Матея.

– А сколько вам лет?

– Двадцать восемь.

– Это на двадцать лет больше, чем мне, – подумав, ответил Конрад.

– И на двадцать больше, чем мне, – подхватил Лотар.

Братья переглянулись: это открытие их, кажется, слегка озадачило.

– Ну ладно, мы пойдем, – протянул наконец Конрад и ткнул пальцем во внутреннюю сторону перевязанного локтя. – Спасибо, мастер Алеш.

«Да не за что, сынок».

– До свидания, – вежливо сказал Лотар, следуя за братом.

Алеш кивнул и проводил их взглядом. Потом откинулся на спинку стула, закрыл глаза, сделал глубокий вдох и выдох.

«Сколько мне лет? Пожалуй, слишком много, чтобы притворяться, будто меня устраивает такая жизнь. Но клятва есть клятва».

Он достал перо из чернильницы и сделал на листе две коротких засечки, зрительно поделив его натрое. «Считай ворон», – говорила мама сперва ему, когда он был еще совсем ребенком, затем Енику – если мальчишки не могли вечером успокоиться и уснуть.

«У меня тут должна быть только одна ворона, но сколькими способами можно ее назвать?»

Алеш начал неторопливо заполнять столбцы разными сочетаниями, образами и рифмами – пока бросал все в общий котел, чтобы потом сварить что-нибудь дельное. Когда не шло вдохновение, помогала рутина. Мастер Матей, посмеиваясь, говорил, что по виду не скажешь, стихи Алеш пишет или заметки о вскрытии. Ощущения теперь, определенно, походили больше на второй случай, но сосредоточиться все-таки удалось. Алеш дошел до «мудрого филина» и остановился.

«Царица – она же не филин, она – сова».

Пока он об этом думал и, как толкушку, крутил в пальцах перо, оно умудрилось проделать дырку в листе и обломиться у самого кончика.

– Да чтоб тебя! – в сердцах воскликнул Алеш и не обратил внимания, как открылась дверь.

– Ух, как грозно, – весело зазвучал над головой мелодичный женский голос. Алеш улыбнулся и отложил перо. – Марика сказала, ты совсем ее застращал.

Госпожа Тильбе привычно перешагнула низкий порог, придерживая подол алого платья, и ногой легонько толкнула дверь назад.

– Я дал рекомендации. Это разные вещи, – ответил Алеш, поднявшись из-за стола, и обнял Арнику за талию. – Здравствуй, родная.

– Я хотела прийти вчера, но не получилось, – сказала она, подставляя щеку для поцелуя. – Ты занят?

– Теперь да, – кивнул он и задвинул засов.

Его характерный щелчок за эти девять лет превратился для них в своего рода сигнал, что комната безопасна, что можно расслабиться и хотя бы