Близнецы. Том 1 - Дарья Чернышова

склонности к лекарскому ремеслу, которому его намеревались обучать, а старый ученый фонтанировал идеями, совершенно никак с этим ремеслом не связанными. Мастер Матей, отпуская от себя младшего подмастерья, загадочно улыбался в густую бороду, а Алеш долго ворчал, но в конце концов махнул на это рукой.

Теперь Еник вяло помахал ему через порог и мотнул головой в сторону лестницы.

– Владыка Отто тебя зовет.

«И молвил слово Первый-из-Господ…»

– Что же ты сразу не сказал! – не особенно стараясь, изобразил воодушевление Алеш. – Для нашего владыки я всегда тут как тут.

Они побрели по кишкообразным киртовским коридорам, озаренным в самых темных уголках светом ламп, которые, впрочем, нисколько не помогли бы сориентироваться, заблудись здесь какой-нибудь незваный гость. Алеш скосил глаза на Еника – тот сегодня ходил с подозрительно кислым лицом. Пришлось нарушить молчание первым:

– Чего грустишь? Тебя снова бесцеремонно извлекли из гадючника?

– Ну Алеш, – протянул Еник с таким выражением, будто втолковывал малышне общеизвестные истины. – Это не гадючник. Это пушечный двор.

– Там же кругом змеи. И вы с мастером Дитмаром заклинаете их по своим книжкам. Гадючник.

– Они ведь не живые.

«Как там писал про сердца Бакфарк Скоморох? „Еще“ или „уже“?»

– Ну да, это совсем другое дело, – бодро подтвердил Алеш. – Из живой змеи еще можно извлечь пользу. В правильных дозах яд бывает лекарством. А с этими железными гадами одни проблемы.

– Владыка с тобой не согласится, – чуть-чуть задрал нос Еник.

– Не сомневаюсь. Не он же собирал по частям бедолагу, которого разорванным стволом посекло. Что ему нужно?

– Да вроде бы все здоровы. Не знаю.

У двери в кабинет владыки Еник остановился, сказав, что подождет здесь – и не видя необходимости уточнять кого. Алеш сделал глубокий вдох и постучал. Басовитый голос пригласил войти.

В ноздри сразу заполз стойкий запах пота, который ни с чьим другим спутать невозможно. Он издалека предупреждал: где-то здесь бронтский чудак, продолжайте путь на собственный страх и риск.

Когда-то мастера Дитмара, вечно немытого, пытались привести в порядок, даже целенаправленно женили на немолодой вдове по имени Хельга, и это помогло на какое-то время – он реже выбирался из своего кабинета. Однако несчастная женщина, не выдержав постоянных случек – услышав однажды звуки соития старого ученого и его жены, Алеш не мог дать этому процессу иного определения, – вскоре сбежала, кажется, с кожевником. Наверное, за месяцы, проведенные рядом с Дитмаром, ее обоняние отбилось настолько, что сопровождающей всех кожевников вонью, издержкой неблагородной профессии, оказалось легко пренебречь.

Бронтский чудак словно вовсе не расстроился из-за пропажи жены и быстро вернулся к прежнему распорядку: бродил по коридорам, приставая к встречным со странными вопросами, а потом внезапно выкладывал на стол перед владыкой новое изобретение или усовершенствование для предыдущего.

Алеш, быть может, и не вспоминал бы о сбежавшей жене мастера Дитмара, если бы она однажды не пришла к нему, изможденная и невыспавшаяся. «Мне бы что-нибудь от тоски… для мужа», – попросила Хельга, и он, недолго думая, поставил перед ней настойку зверобоя. «Не желательно принимать сверх меры, – предупредил Алеш, – иначе могут быть трудности…» – и он устремленным под стол выразительным взглядом постарался пояснить, какого рода трудности бывают от злоупотребления этим снадобьем. Серое лицо Хельги просветлело. «О, я понимаю, – закивала она. – Но эта скляночка такая маленькая. Может, мне сейчас взять у вас сразу две, чтобы лишний раз не отвлекать от дел?»

Давно это было. И склянки она ему так и не вернула. Хорошая трава – зверобой, сильная, но Алеш вот, например, уже столько дней не оставался наедине с Арникой, что ему снилось сегодня, будто настойка оказала на него строго обратное ожидаемому действие.

Он прошел в кабинет и пожал поочередно руки господину Тильбе и старому ученому.

– «Война и мир – две стороны монеты», да? – вспомнил Алеш старинную песню. – Кстати, владыка, примите мои поздравления.

– Спасибо, – кивнул Отто, заодно вежливым жестом отпуская мастера Дитмара. – По большей части это заслуга господина Верле и его команды. Мне кажется, грамотные стряпчие однажды будут править миром. Может быть, они уже начали.

Алеш дождался, пока за стариком закроется дверь.

– Я думал, ты хочешь править миром.

– Нет, мои амбиции немного скромнее, – улыбнулся Отто, потерев седеющий темный висок. – Но я сейчас действительно кое-чего хочу. Ты в настроении писать стихи?

«У меня две недели не было секса. Как ты думаешь?»

– Снова баллада? – спросил Алеш самым непринужденным тоном.

– Не обязательно. Это не для широкого распространения.

«Ну, это уж стихам решать».

– Рассказывай. Сделаю, что смогу. Как раз сегодня в голову то и дело лезут разные старые строчки.

Отто предложил ему сесть и достал из ящика заковыристо исписанный лист бумаги.

«Плохой знак», – подумал Алеш и оказался прав.

– Ну что, возьмешься? – с улыбкой спросил Отто, выдержав длинную паузу, чтобы дать ему возможность изучить запись целиком.

– Я так понимаю, – медленно заговорил Алеш, – сокол – это мы. Ворон – очевидно, Фретки. А филин – получается, хаггедцы? И мы сидим на разных ветвях одного дерева? Но так не бывает.

– Я знаю. Если в этой части придумаешь что-нибудь получше – дерзай.

Алеш повертел листок в руках.

– Это же не твой почерк, да?

– Нет, и идея не моя, но она мне нравится.

«Дай угадаю, у автора этой светлой мысли в инициалах есть буква „К“».

– Хм, – произнес Алеш.

– Это Кашпар придумал.

«Даже две буквы „К“? Да мне, как всегда, везет».

– Ясно.

– Он не самый хороший охотник.

«Зато любовник, вероятно, очень даже ничего».

– Хм.

– Зато он понимает, как мыслит Освальд Фретка.

Алеш оторвал взгляд от причудливо завитой заглавной буквы в начале первой строки и посмотрел на Отто. Тот выглядел предельно серьезным.

«Внезапно».

– Я думал, мы имеем дело в первую очередь с госпожой Ортрун.

– Безусловно, но с ней говорить бесполезно. Поверь мне, я пытался. Если есть вероятность достучаться до нее через брата, надо этим воспользоваться.

«То есть там все-таки ворóна».

– Хорошо. Я постараюсь что-нибудь сочинить.

– У тебя есть время до зимы, – сказал Отто напоследок и снова улыбнулся.

Алеш сложил листок вдвое и потряс в воздухе, мол, уже в процессе.

«Жертва Итки Ройды сделала его владыкой. Теперь он думает, мои стихи сделают его царем».

В конце концов, не Алеш ли устроил Берстони «Рубена и Ильзу»? Теперь по всей стране воспрявшие духом младшие сыновья то и дело порываются жениться вперед нерешительных старших. Те и другие – очень разными, впрочем, словами – частенько поминают рифмоплета Ясменника.

В тот раз он взялся за чисто политический заказ если не с воодушевлением,