Техника игры в блинчики - И. А. Намор

них. Из посольства до особого распоряжения не выходи. Соответствующие инструкции де Рензи-Мартину я уже передал. Тебе предстоит покинуть Мадрид как можно скорее.

– В чем причина такой поспешности?

Но «невинный» вопрос Степана был отметен самым решительным образом.

– Не перебивай! – отрезало начальство. – Мне от тебя сейчас нужно слышать только три слова: «Будет исполнено, сэр!» – и не более того. Все расспросы и мелкие подробности – потом, когда перейдешь португальскую границу. Пока могу сказать только одно: тебе, как и некоторым другим нашим людям в Испании, угрожает серьезная опасность. Я хотел бы оказаться старым паникером, но, похоже, у нас текут трубы, если ты понял, о чем я говорю.

Матвеев понял. Даже слишком хорошо. Значит, как считает его лондонское руководство, произошла утечка информации о действующих в республиканской Испании агентах. Это действительно повод «рвать когти», и именно таким экзотическим способом. В морских портах и на немногих аэровокзалах его, скорее всего, уже ждут. Не важно кто конкретно: местные «красные», «товарищи из Москвы» или, скажем, «приятели Шаунбурга» – разница невелика.

Не прошло и двух часов после телефонного разговора, как аккуратно упакованные вещи Степана были доставлены из гостиницы в посольство, а сам он, в компании Мигеля, уже выезжал из Мадрида на стареньком «форде» с намертво заклиненным в поднятом положении откидным верхом.

До Кальварассо-де-Аррива, где его должны были ждать люди «с той стороны», чуть больше двух сотен километров по не самой лучшей даже на испанский взгляд дороге. Их Матвеев надеялся преодолеть часов за пять-шесть, если, конечно, не случится ничего непредвиденного.

Накаркал. Случилось. Да еще как…

* * *

Теперь Степан, в одном нижнем белье – «Как же холодно… И угораздило дурака надеть шелковое… Пижон…» – сидел на заднем сиденье все того же «форда», в окружении напряженно-неподвижных «конвоиров», и беспрепятственно предавался воспоминаниям и размышлениям на тему: «что же пошло не так?».

Суета перед штабом, как-то неощутимо и сразу, замедлилась и даже словно бы упорядочилась. Из самого большого легкового автомобиля, без сомнения он был главным в колонне, вышли несколько командиров в больших чинах. Матвеев автоматически отметил, что один из них, судя по трем ромбам в петлицах, – комкор, а второй – мама дорогая! – целый командарм второго ранга. Командарм, при внимательном рассмотрении, оказался обладателем длинного носа, густейшей бороды и усов.

«Интересно, кто это? Вот незадача, не помню я тогдашний цвет Красной Армии в лицо, разве что покойного Тухачевского, троих лысых и одного усатого[23]. Впрочем, и тех – смутно. Так… Невысокий, лицо круглое, смуглая кожа, прямой нос, усы щеточкой, будто приклеены над тонкими губами. Конечно! Тем более что комкор здесь может находиться только один – командир Отдельного экспедиционного корпуса, Урицкий Семен Петрович, а вот командарм… Кого же он мне так напоминает?»

Странно, но больше всего командарм был похож на Бармалея. Нет, не того, что сыгран Быковым в «Айболите-66», а мультяшного, озвученного когда-то в будущем Семеном Фарадой. Было в этом военном что-то этакое, «кровожадно-беспощадное», в повороте головы, позе, зычном голосе. И сама собой зазвучала в сознании Степана незатейливая песенка из еще не нарисованного мультфильма.

«Маленькие дети, ни за что на свете, не ходите в Африку гулять…»

Однако долго ломать голову над загадкой личности красного генерала Матвееву не пришлось. Помощь пришла, как обычно, «откуда не ждали». Неподалеку от матвеевского «форда» кто-то невидимый, но судя по тону – командир, запыхавшись, шепотом отчитывал подчиненного. Но таким шепотом, что не услышать его мог только глухой. К тому же крепко спящий.

– Пасынков, лось слеподырый, ты видишь, куда несешься? Стоять! Смирно! Ты что, совсем с нарезки слетел, через площадь с помойным бачком прешься? Там сам товарищ командарм Дыбенко приехал, а тут, нате вам: «Здравствуйте, я красноармеец Пасынков, дежурный по кухне, очистки с объедками несу…» Тьфу! – говоривший смачно сплюнул. – Ослоп ненадобный! Вдоль заборчика давай, в обход, задами-огородами. Да смотри, бачок не урони, дятел шестипалый! Рысью, пшел!

В ответ прозвучало лишь сдавленное подобие испуганного писка: «Есть, товарищ старшина! Виноват, товарищ старшина!»

И удаляющийся топот с вплетающимся цоканьем металлических набоек по брусчатке, как финальный аккорд сценки: «Общение старшего по званию с рядовым составом». Степану стоило больших усилий не улыбнуться и не дать повода заподозрить, что русская речь ему знакома. Хотя, конечно, по мимике, интонациям и жестам – сцена вполне интернациональна.

Сохраняя идеально отстраненный вид, он продолжал наблюдать за ритуалом приветствия, раскручивающимся словно сложный средневековый танец, в исполнении как минимум десятка мужчин в военной форме. Со стороны могло показаться, что интерес Матвеева к происходящему – чисто этнографический.

«Как же, как же, знаем! Большой белый джентльмен смотрит на пляски дикарей, желающих выглядеть похожими на настоящих людей, – самообладание, полностью вернувшееся к Степану вместе с чувством юмора, заставило мир заиграть новыми красками. Обморок на дороге представлялся уже чем-то далеким, случившимся в другой жизни и, возможно даже, не с ним. – Ни у кого вокруг не должно возникнуть и тени сомнения в моем аристократизме и врожденной „английскости“. О, наш бравый командир возвращается, и в каком темпе – только что фуражку на бегу не теряет!»

Вернувшийся к машине – и в самом деле чуть не рысью – капитан быстро сел за руль и только тогда достал из кармана галифе носовой платок, снял фуражку и, со вздохом облегчения, отер пот со лба.

– Так, – сказал он сержантам. – Сейчас подъедем к воротам, машину загоним во двор и передадим британского писаку здешним особистам. Еле договорился. Пусть теперь у них голова болит за этого обморочного.

Во внутреннем дворе дома – просторном и украшенном небольшим пересохшим фонтаном с чашей, заполненной нанесенным неведомо откуда мусором, – Матвеева наконец-то выпустили из машины. Он вышел на подгибающихся, затекших от долгой неподвижности ногах, стараясь держаться максимально прямо. Земля неприятно холодила босые подошвы, легкий ветерок в тени стен пронизывал тело, прикрытое лишь шелковым бельем.

Встречали их трое: коренастый, весь какой-то угловато-квадратный лейтенант с красным обветренным лицом, и двое рядовых – средне-обычных во всех внешних приметах и похожих до неразличимости. Покончив с формальностями, вылившимися в передачу документов Гринвуда «принимающей стороне» и подписание нескольких бумаг, извлеченных лейтенантом из планшета, командиры взялись было прощаться, не обращая внимания на дрожащего от холода Степана. Ему пришлось обратить на себя внимание единственно доступным в его положении способом – подать голос. С крайне недовольными и где-то даже возмущенными интонациями.

– Господин офицер, я уверен, что вы понимаете по-английски, хоть и делаете вид, что не знаете языка. Прикажите своим людям вернуть