Техника игры в блинчики - И. А. Намор

– Отставить связывать, Никонов. Никуда этот хлюпик от нас не денется. Испанцы его не били даже, а он глазки закатил и сомлел как институтка, – капитан даже головы не повернул, но иронические, слегка презрительные нотки в голосе были явственно различимы. – Беда с этими интеллигентами, Никонов: болтать, да бумагу пачкать все горазды, а как до крови доходит, хуже кисейных барышень. Ну, ничего, мы почти приехали. Сейчас сдадим его в Особый отдел бригады – пусть там разбираются, что за птичку мы из силков достали.

«Со сковородки, да на огонь… – подумал Степан. – Для полноты картины еще армейских особистов не хватает. Ладно, с моим паспортом как-нибудь отбрешусь. Лишь бы не возникло у особо прытких „товарищей“ соблазна вербануть по-быстрому попавшего в затруднительное положение иностранца. Интересно, кого мне напоминает этот капитан?»

Совершенно ясно, это было что-то из прошлого… Причем не из гринвудовского, а из матвеевского, дальнего-далекого. Что-то этакое вертелось в голове, но – увы – никак не вытанцовывалось. И эмблема в петлицах у командира какая-то совершенно незнакомая.

«Технарь вроде. Попробовать прощупать, что ли, пока не приехали?»

Громко застонав, Матвеев потряс головой, пытаясь максимально естественно изобразить человека, приходящего в сознание, к тому же только что избежавшего самосудного расстрела.

– Do you speak English, officer? – Степан обратился напрямую к капитану, игнорируя охранников.

Сидевший за рулем командир явственно дернулся и, не оборачиваясь, сказал:

– Это он, наверно, спрашивает, не знаю ли я английского. Придется огорчить буржуя. Нет! – последнее слово, произнесенное вполоборота, было четко артикулировано и подкреплено однозначно трактуемым покачиванием головой.

– Sprechen Sie Deutch? – Матвеев в зеркало заднего вида заметил, как капитан усмехнулся.

– Habla usted Espanol? – без результата.

– Parla catalana? – об этом вообще не стоило спрашивать…

«А вот как ты на такой заход отреагируешь?» – подумал Степан, изрядно разозленный тем, что ему явно, по выражению начала двадцать первого века, включили тупого.

– Pan znasz Polsky?

Последний вопрос, похоже, всерьез вывел капитана из себя.

– Полиглот, мать твою, королеву вперехлест… – в сердцах вырвалось у него, но продолжения не последовало. Сержанты никак не отреагировали на вспышку командира. Снизив скорость, колонна втянулась в небольшое селение. Перед взглядом Матвеева неспешно проплыл десяток улиц, настолько узких, что, казалось, высунь руку из окна – и достанешь до стены ближайшего дома или высокого каменного забора. Непременная iglesia parroquial – местная церквушка – на центральной площади, почти не разрушена, лишь с легкими следами копоти над входной дверью, да оспинами пулевых отметин по режуще-яркой побелке стен, но оставила ощущение опустошенности, брошенности.

«Бог здесь больше не живет, он покинул Испанию…» – мысль эта, простая, родилась сама по себе, без всякой связи с предыдущими, и настолько поразила Степана, что он оставил попытки еще как-то расшевелить сопровождающих. Или все – таки конвоирующих?

«Сначала Барселона, теперь вот эта деревня… Похоже, я все-таки прав. Если Бог уходит, его место занимает дьявол».

Улицы городка можно было бы назвать пустынными, если бы не патрули в красноармейской и республиканской форме то тут, то там открыто стоящие на перекре стках и низких крышах домов. И ни одного местного жителя…

Почти у самой окраины, где улица неощутимо и сразу переходила в проселочную дорогу, – такие Степан не раз и не два видел и на Украине, «еще той, советской» или, скажем, где-нибудь под Краснодаром, – колонна остановилась. Броневики сразу рассредоточились по площади, куда сходились несколько улиц, и перекрыли подъезды к группе домов, резко выделявшихся из однообразного – бело-соломенного с вкраплениями терракоты – окружения.

«Как гранд заметен на сельской свадьбе…»

Двухэтажные, с бледно-розовыми и светло-желтыми оштукатуренными стенами, с крышами, крытыми ярко-оранжевой, новой на вид, черепицей, – на слегка отстраненный взгляд Матвеева, – домики напоминали странный муравейник, вокруг которого деловито сновали сосредоточенные люди-муравьи в одинаковой одежде-форме, то и дело приветствуя друг друга взмахами рук к головным уборам.

«Ага! Похоже на штаб бригады, – Степан фиксировал детали привычно, не подавая вида, что заинтересовался происходящим. – Конечно, выбрали себе самые богатые дома. Хозяев, местных буржуев – на улицу, если те еще живы после перехода деревни под контроль республиканцев, а сами с комфортом разместились в барских хоромах».

«Форд», в котором везли Матвеева, – «интересно, кому он достанется?» – остановился чуть поодаль от основной группы машин, у самого большого дома с фасадом, украшенным высокими стрельчатыми окнами-арками и цветными стеклами в частом переплете рам.

Заглушив мотор и отдав сержантам приказ «не выводить задержанного до особого распоряжения» – от такой казенно-привычной формулировки у Степана чуть не свело скулы, так повеяло «родиной» – капитан направился прямо к парадному входу в дом. Быстро переговорив о чем-то с часовым, он скрылся за высокими резными дверями. Матвееву, стиснутому охранниками, казалось, еще крепче, чем прежде, оставалось только покорно ждать и по возможности – наблюдать. И думать, разумеется, выстраивая непротиворечивую линию поведения с «железобетонной» легендой, которая могла бы устроить местных чекистов. Не правду же им рассказывать, каким ветром занесло в эти неспокойные края, к самой линии фронта, респектабельного британского джентльмена с корреспондентской карточкой «Дэйли мейл».

«Хотя, если они каким-то образом узнают об истинной цели моей поездки, – да хоть святым духом! – не выбраться мне отсюда, пожалуй, никогда. Будь проклят сэр Энтони с его не вовремя проснувшейся подозрительностью и желанием перестраховаться!»

* * *

Курьер из британского посольства, точнее тех несчастных нескольких комнат, что остались нетронутыми после погрома, устроенного разъяренной толпой в начале октября, оторвал Степана в баре гостиницы от утренней чашки кофе и большого сэндвича с хамоном – роскоши по военному времени.

– Сеньор Гринвуд! Сеньор Гринвуд! Хефе просить вас прийти быстро к телефону. Вас искают родственники из Уэльса, – парень запыхался, мешая испанские и английские слова. – Вашей тете стать плохо, совсем плохо!

От понимания истинного смысла этих слов поплохело уже самому Матвееву. «Родственник из Уэльса» в несложном шифре – это не кто иной, как сэр Энтони, а фраза об ухудшении здоровья «тетушки» означала требование выхода на связь в чрезвычайной ситуации. Нет, не так – в экстремальной ситуации, когда летели к черту все планы и возникала настоятельная необходимость срочно покидать место пребывания.

Через полчаса, сидя в душной клетушке комнаты связи, – бронированную дверь толпа погромщиков так и не смогла сломать, – Степан внимательно слушал «голос из Лондона». Сэр Энтони был непривычно, да что там «непривычно», попросту неприлично взволнован.

– Майкл, мальчик мой! Надеюсь, у тебя не осталось неоплаченных счетов и неудовлетворенных женщин? – речь сэра Энтони была вполне разборчива, хотя и пробивалась сквозь «пургу» помех. – Да, даже если и остались, забудь о