Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

Еж вскидывает над головой какой-то амулет, дергает рукав, обнажает тату.

— Мы помним корни, — кричит он звенящим голосом, — у нас есть корни! У нас есть корни, слышите: вот мои! Мы не пустые внутри!! Память предков живет внутри нас! Память этой земли! В узорах на моей коже!

Размахивая своим амулетом, он начинает… петь. Старинная снажья песня: что-то про черепа врагов, боевые походы, костры… Кажется, что-то сибирское, забайкальское… Хотя, впрочем, я не этнограф.

…И Младшие замирают.

— Пацаны, ко мне! — кричит Чип. — Оберег — в тот кулак, на котором татуха! Поем песню, которой нас Коляныч научил. Нас не тронут.

…И подростки один за другим скатываются на дно котлована, не слушая возражений Соль.

— Никто больше! — яростно восклицает Еж, когда энергичная директор детдома намеревается вымахнуть вслед за воспитанниками. — Собой надоело быть, дура? Ждите. Мы с ними договоримся. Дайсон, пять минут! Продержи́тесь.

— П…ц!!! — орет Дайсон, шмаляя короткими очередями в сторону берега. — Это п…ц, пацаны! Я брошу эту работу, нах! Дом куплю! Женюсь, ска! Завяжу со всем навсегда! Если выживу! Вы там только договоритесь!!!

А что «договоритесь»? О чем? Еж направит слизней на наших противников? Так нас тут изрешетят, пока твари доползут. А вот если…

— Крот! — рычу я. — Там глубже еще фундаменты есть?

Кажется, я их нащупывал.

— Насосная станция там была, — отвечает дед. — В самом центре.

Болото хоть и плоское, но не гладкое: всюду заросли камыша, и даже хтонический вдох оказался им нипочем. Если мы доберемся до центра — от пуль укроемся. А через котлован за нами противники не полезут. Корня нет.

И если предположить, что дети договорятся с Младшими — а я уверен, что так и будет! У Хтони свое, безумное чувство юмора, своя логика мифа — и такое вполне в ее духе!

Так вот, когда Еж договорится с аномалией, техническая проблема, мешающая покинуть позицию, будет только одна.

Топко!

Но это уже по моей части. Поэтому…

Поэтому, Макар — дыши. Вдох, выдох. Концентрация. И…

Тянусь.

Давлю.

Грязь — узкая полоса от нас к центру — с тихим, каким-то шипящим хлюпаньем, со скрипом… уплотняется. Вода выжимается наверх, булькает, как в котелке. Еще раз. Еще. По болоту расходится полоса чуть более темного ила — там, где я выдавил воду.

— Спускайтесь, — торжественным голосом говорит Еж снизу.

А я говорю:

— Дайсон, можно… можно пройти к насосной. Продеремся… я думаю.

— Желтый! Ты прикрываешь, — распоряжается Дайсон. — Все остальные — по одному — пошли!

Некогда проверять не ошибся ли кто — Еж или господин маг. Надо действовать. В скорости и доверии — наш единственный шанс.

Бойцы соскальзывают вниз, в ил, и сам Дайсон идет одним из последних.

Вот только никто из них, кажется, не понимает, что господин маг… он всё.

Я потратил последние силы, чтобы создать тропу, и откат пришел. Блин, да они меня бросят тут, что ли?

— Шик-блеск. Как-то иначе я себе представляла дорогу из желтого кирпича. Слышь, Гудвин, ты совсем поплыл? Давай, хоть как-то за меня держись… На вот, хлебни из фляжки… У нас тут дубайский аквапарк с горкой! И контактный зоопарк…

Болтая, Соль тащит меня к краю фундамента, страхует, придерживая, — и мы оба съезжаем вниз.

Взваливает мою руку к себе на плечо.

— Кубик, ну-ка! Помоги мне. Дядя Гудвин немножко раскис. Но мы его вытащим. Он — даже со своей вечно похоронной мордой — нам еще пригодится.

…Идем.

Все было удивительным в этом выходе в аномалию, но самое удивительное — наше шествие по тропе.

Воды где-то по колено, а где-то по пояс. Это и хорошо: камыш скрывает от выстрелов.

Меня поддерживает с одной стороны круглое плечо Кубика, с другой — острое плечо Соль. Мотаюсь меж ними как… камыш. Все силы уходят на то, чтобы выдирать ноги из ила.

Идем.

Впереди — Еж, этакий Моисей. Они с подростками продолжают уже даже не петь, а гудеть, ритмично завывать. Примитивный, варварский мотив.

Но работает.

Слева и справа — вал Младших. Слизни сопровождают нас, скользят вдоль маршрута, громоздятся друг на друга — но границ невидимого коридора не нарушают.

В голове точно палкой возят, вороша память, желания, страхи. Образы прошлого и прошлого несостоявшегося, и черт знает чего — чья это память вообще? — сами всплывают перед глазами.

«Сегодня я расскажу вам легенду о Лютиэнь. Кто там за дверью прячется? Заходи и ты».

«Прости. Я не должен был применять власть. Только не к тебе».

«Ведут себя так, чтоб мы верили, нах: взрослые здесь они, и они всегда будут нас защищать. На деле и себя-то защитить не могут, ять».

' Oh great , look who graced us with his presence ! Yo , guys , snaga Einstein over here ' s got us all beat ' («Гляньте-ка, кто почтил нас своим присутствием! Парни , да этот снага умнее всех нас , Эйнштейн долбаный »).

«Я сказал, ты дома будешь сидеть! Что " Тимур " ? Дома, ска! Сидеть, поняла? Или еще раз получить хочешь?»

«Кто тут воняет, слышь, ты! Псина в мундире! Сюда иди, быстро!»

«У меня завтра экзамен по интегралам».

«Шаг в тень — это необратимо. У тебя будет другая жизнь. — Не слишком-то оно отличается от смерти, как по мне!»

Мотаю головой, гоню все лишнее прочь.

Идти. Держаться.

Снага тащатся за Ежом между горами Младших неровной цепочкой. Безостановочно матерятся; Крот, кажется, перемежая со сталкерскими молитвами.

Наконец — насосная.

Несколько бетонных площадок в зарослях, в центре — труба. Колодец диаметром в добрых полтора метра, или в два. Через него эту площадь и осушали, как я понимаю.

Слизни наконец отстают, выбираемся на бетон.

Становится чуть-чуть лучше. Даже, кажется, сумерки начали отступать.

— Успели! — говорит Крот, глядя на Ежа, как на пророка.

У самого рожа такая радостная, точно его слизень оседлал. Просветлился дед. Ух, навидался я таких… просветленных.

— Что «успели», Крот?

Снага щерится мне в лицо сломанными клыками, блаженно:

— До выдоха мы успели, Макар Ильич. Спас нас этот малой, значится.

— Что-о? До выдоха?

— Ну а то ж! Где вдох, там и выдох, значится. Хтонь-матушка дышит, и надобно с ней заодно дышать. Чужакам, которые то