"Фантастика 2025-169". Компиляция. Книги 1-24 - Никита Киров

Воронка закрылась с глухим хлопком, поглотив первых двух великанов без следа. Осталась лишь идеально гладкое углубление из черного льда на месте битвы.

Я опустил руки, дрожа от напряжения и переизбытка чужой, мертвой силы. В ушах звенело. Пурген, тяжело дыша, подошел ко мне. Его бок снова был в крови — видимо, один из великанов успел задеть.

— Доволен? — спросил я, с трудом переводя дыхание. — Устроили шоу для старых хозяев?

Он ткнул меня мордой в грудь, потом мотнул головой к гробнице. Идем, мол. Почти пришли.

Подъем по обледенелому склону холма был адским. Лед был гладким, как стекло, и черным, поглощающим свет. Пурген карабкался с козлиной ловкостью, я шел следом, вбивая в лед шипы из магии Пустоты для опоры. Монстры больше не нападали. Они остались внизу, бродя вокруг подножия, как ледяные призраки, но не поднимаясь. Здесь царила иная тишина. Тишина могилы.

На вершине холма была площадка. И в центре нее — не курган. Каменная плита, простая, циклопическая. На ней лежал… Тор. Громовержец. Не как в легендах — могучий и румяный. Его тело, огромное даже в смерти, было покрыто тонким слоем прозрачного, вечного льда. Лицо, обрамленное спутанными рыжими волосами и бородой, сохранило выражение яростной решимости, даже в последнем сне. На груди — страшная рана, почерневшая по краям. Он пал, но даже мертвый, он излучал остаточную мощь, от которой сжималось сердце.

И на его груди, поверх льда и доспехов, лежал Мьёльнир.

Короткая рукоять из потемневшего от времени дерева Ясеня. Навершие — не просто кусок металла. Оно казалось выкованной из самой грозы, из сгустка темных туч и сконцентрированной мощи. Даже сквозь лед, даже мертвый, он выглядел… живым. Готовым сокрушать.

Пурген подошел к плите первым. Он опустил голову, коснувшись мордой льда над лицом Тора. Тихий, протяжный звук, похожий на стон, вырвался из его груди. «Ме-е-е-е…» Плач, полный древней скорби. Затем он отошел, уступив мне место.

Я приблизился. Сердце колотилось. Не только от предвкушения силы. От благоговения? Нет. От понимания, что я заявляю права на оружие павшего титана. Оружие, которое может стать ключом к спасению мира… Или моей погибелью.

— Ладно, Громовержец, — прошептал я. — Твой козел привел меня сюда. Дай же мне свой молот. На благое дело. Или… Чтобы навалять твоим бывшим коллегам, если что.

Я протянул руку. Не колеблясь. Пустота внутри затихла, словно затаив дыхание. Пальцы сжали короткую, обледеневшую рукоять.

Холод. Не ледяной холод Асгарда. Глубинный, древний холод звездного железа. И тяжесть. Не физическая. Метафизическая. Ощущение, будто я пытаюсь поднять не предмет, а саму гору. Ощущение собственной недостойности.

Молот не сдвинулся с места. Ни на миллиметр. Он лежал на груди Тора, как вросший в камень. Мои пальцы скользили по гладкому льду рукояти.

— Ну же, — прошипел я, напрягая все силы, физические и магические.

Пустота внутри взревела, пытаясь поглотить сопротивление, растворить его. Но Мьёльнир был не из тех вещей, что растворяются. Он был тверд. Абсолютно.

— ДАЙСЯ ЖЕ МНЕ, ЧЕРТОВ КУСОК ЖЕЛЕЗА!

Ничего. Только ледяное безмолвие молота и мертвого бога под ним. И тихий, почти насмешливый храп Пургена где-то сбоку. Он смотрел на меня своими глазами, наполненными отблесками молний. В них ясно читалось: я же говорил, что просто не будет…

Я отдернул руку, как от огня. Дышал тяжело. Не от усилия. От унижения и ярости. Оружие было здесь. В шаге от меня. И оно отказывалось признать меня хоть сколько-нибудь достойным.

— Ладно, — проскрежетал я зубами, глядя на неподвижный Мьёльнир. — Поиграем по твоим правилам, молоток. Но я еще вернусь. С пустотой внутри и яростью в сердце. И мы посмотрим, кто кого.

Пурген ткнул меня мордой в бок, словно говоря: хватит дуться. Пошли отсюда, пока ледяные сосульки снова не ожили.

Я бросил последний взгляд на Тора и его непокорный молот. Путь к силе оказался длиннее, чем я думал. Но отступать было некуда.

Обратный путь по мертвому Асгарду, кишащему монстрами, с неподъемным молотом в перспективе, казался еще мрачнее. Но я шел. Потому что альтернативы не было. Пурген хромал рядом, а внизу, у подножия гробницы, синие огоньки ледяных тварей уже зажглись снова, наблюдая за нашим уходом.

Глава 7

Мы уже разворачивались по направлению к уходящему в серую мглу порталу Пургена, когда воздух за спиной неожиданно взвыл. Протяжно, громко, царапая душу плохим предчувствием. Это был звук рвущейся самой ткани реальности — яростный, металлический, полный нечеловеческой скорби и гнева.

Я обернулся — и едва успел дернуться в сторону. Мимо моего уха с грохотом и искрами тысяч ударов молота по наковальне пронесся Мьёльнир. Живой. Яростный. Окутанный сгустком бурлящей, черно-синей энергии, как осатаневший шершень размером с быка.

Он просвистел в том самом месте, где была моя голова всего лишь секунду назад, врезался в склон другой гробницы неизвестного мне бога, расположенной ниже плиты Тора, и взорвался, распространив ударную волну энергии чистого разрушения.

Черный лед взметнулся фонтаном, обломки размером с дом понеслись во все стороны. Меня отшвырнуло, потрепав, словно тряпку, я кубарем покатился по склону, едва успев прикрыть голову руками. Пепел забил рот, нос, глаза. Одежда сразу превратилась в лохмотья. А это же был подарок Мораны! Я даже научился менять ее по своему желанию!!! А теперь что? Только на выброс⁈ Ух, как я зол!!!

— ТЫ… КОСОРУКИЙ УБЛЮДОК! — заревел я, выплевывая грязь и вскакивая на ноги.

Адреналин и ярость Пустоты внутри меня слились в единый белый шум. Молот вырвался из образовавшегося на месте удара кратера, завис в воздухе на мгновение, его «головка» развернулась ко мне — и он снова рванул вперед с устрашающим свистом смерти.

Драться с божественным оружием, наделенным волей, яростью и силой, способной крушить горы — это не просто тяжело. Это безумие на грани самоубийства. Я метался, падал, откатывался, создавал ледяные барьеры, которые Мьёльнир разбивал как стекло, одним касанием.

Шары пустоты, которые я пускал в него десятками, он просто проламывал насквозь, его собственная энергия была слишком плотной, слишком древней.

Он не просто атаковал. Он люто ненавидел. Ненавидел за то, что я потревожил вечный сон его хозяина. За то, что я посмел прикоснуться к нему. За то, что я был жив, а Тор — нет. Но еще больше он ненавидел свое одиночество. Страшился его, страдал от него, но и боялся его лишиться.

Каждый неистовый удар молота, каждый его рев, преисполненный