Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

Надобно и правда лечь да притвориться, что спала и не знаю ничего. Пусть завтра мне все рассказывают, а я буду слушать, глазами хлопать, ахать удивленно…

Сарафан в сундук уложить, сама на лавку, вытянуться – и дышать ровно, как прабабушка учила. Успокоиться мне надобно. Успокоиться, а как уснуть получится, еще лучше будет.

Вдох – выдох.

И снова вдох – выдох…

Скорее бы наступил рассвет!

* * *

– Любавушка, неладное в тереме!

Боярыня Пронская и днем бдила, и ночью бдила. А чего ей?

Муж умер уж лет пять как, дома сын старший заправляет, а у того своя жена, по матери выбранная. У нее характер такой же, а молодости и напора куда как больше.

Царица о том хорошо знала.

Куда Степаниде Андреевне податься?

Да только в терема царские. Тут у нее и горничка своя, и служанка своя, и дел завсегда хватает, а командовать да сплетни собирать она и в молодости была превеликая охотница. Главное, чтобы верность царице блюла… ну так Пронская и старалась. Не всякая собака цепная так служить станет!

Опять же, и дети боярыню уважают! Не бесполезная старуха она, которой только яблочки грызть и осталось. В царских палатах она, на службе царицыной!

И слово где шепнет, и подслушает чего, и в делах поможет.

Сама Степанида Андреевна и этим пользовалась. Пусть ценят! Но и отрабатывала, это уж наверняка.

Любава про то знала, боярыню ценила, благодарила деньгами да подарками. Она шевельнулась, на свою наперсницу поглядела.

– Что, Стеша? Неладное чего?

– Ой, неладное, государыня! Не то я б и не насмелилась тебя будить!

– Что?

– Вроде как рунайку приступ скрутил. Да такой, что помочь никто не мог, удержать вчетвером пытались, она и мужиков раскидала, ровно котят. Царя позвали, прибежал он – и разводиться решил. Вроде как патриарху указание дал монастырь для нее подобрать… это еще не точно, но вроде так!

– Разводиться? Монастырь?

Любава аж на кровати подскочила! Какие тут немощи телесные, тут хоть ты вставай и беги, да и мертвая побежишь!

Какой еще развод?!

Какой монастырь?!

Так все хорошо задумано было, сейчас Федя женится, детей заведет, а Борис-то бездетен. А там… кто его знает, что случиться с ним может? И на троне сыночек Феденька воссядет, и детки у него будут… может быть. А сейчас что?

Пасынок ведь и заново жениться может!

Рунайка-то еще чем удобна была… чужая она. Совсем чужая. Сильный род не стоит за ней, родные ее у крыльца не толкутся. А на ком другом Борис женится да обрюхатит девку? Это ж всем планам как есть нарушение!

– Помоги одеться, поговорить мне с пасынком надобно.

– Государыня, – наперсница за одеждой не помчалась, – когда дозволишь еще слово молвить…

– Чего с тебя их – клещами тянуть?! Говори же!

– Государыня, не надобно тебе сейчас к нему.

– Это еще почему?

– Потому как государь с боярином Егором заперся, и, кажись, пьют они. Закусь туда понесли холопы.

Любава тут же вставать передумала, назад откинулась. И правда, чего спешить?

Боярин Пущин ее крепко не любит, есть такое. Он вроде как и не связан был с матерью Бориса родственными узами, но, говорят, любил первую царицу крепко. Любил, и потом забыть не смог, и царю не простил, что тот повторно женился, и Любаве… ни к чему ей туда сейчас идти. Только лай пустой будет.

– Благодарствую, Степанидушка. Вот, возьми, не побрезгуй.

Чего б боярыне побрезговать перстнем золотым, с изумрудом крупным? Сцапала, ровно и не было колечка.

– Спасибо за милость, за ласку твою спасибо, государыня!

– Поди послушай, что еще говорить будут, что происходить станет. А с утра тогда и доложишь мне, там и решать будем.

– Да, государыня.

– Иди, Степанидушка.

Боярыня ушла, Любава на подушки откинулась.

Что ж рунайку разобрало-то сейчас? Подождать не могла?

Ох как не ко времени… ускорять дело придется. Хотелось Феденьку на Красную горку оженить, а придется перед Масленицей[75].

Надобно посмотреть, что с утра будет, с Платоном поговорить – и быстрее, быстрее. Он вроде упоминал, что есть у него все потребное, вот и делать надобно!

Чует сердце недоброе…

* * *

Стоят друг против друга две женщины.

Стоят. Смотрят молча.

И слышится в морозном воздухе звон клинков – два взгляда скрестились. И снова – встретились! Разлетелись, и вновь – удар!

Не любят они друг друга, да выбора нет, не станут за руки держаться – обе в пропасть рухнут. Наконец Добряна в сторону отошла, Агафье войти разрешила.

– Проходи, волхва…

– Благодарствую, волхва.

– Почто пришла?

– По дурные вести. – Агафья и глазом не моргнула, пересказывая все, что от Велигнева узнала.

Добряна молчала, слушала. Сначала, видно было, не верила, потом испугалась, первые проблески тревоги на лице появились, к концу речи и вовсе за посох схватилась покрепче. Все ж лучше, чем за голову, голова-то родная, а посох деревянный, его как ни сожми, не больно ему.

– Что же делать-то теперь, Агафья?

– Готовиться, Добряна. Ко всему готовиться. Подлости ждать, спину не подставлять, не верить никому. Тебе и из рощи не выходить, сама понимаешь.

– Понимаю. Тут недавно Устя твоя приходила, да не одна, а с государем…

Про царя Агафья уже от Усти слышала. Кивнула:

– Знаю, Добряна. И то хорошо, что свободен теперь государь. Глядишь, и дальше клубочек размотаем.

– Не при Борисе началось это, может, при отце его, а может, и при дедушке.

– И то может быть. Иноземцы поют сладко, стелют гладко, а спать жестко. И речи их ядовитые.

Тут обе волхвы были согласны.

Не любили они друг друга с юности, может, потому, что не понимали.

Для Добряны выше и лучше служения не было ничего. А Агафья хоть силой и не была обижена, а семью на первое место поставила. Служила, как же без этого, и силой своей пользовалась, но от мира не отрешилась, не отошла.

Хотя что Добряну осуждать? Беркутовы, все они такие, для них другое и немыслимо. Агафья Добряну фанатичкой дразнила, Добряна огрызалась зло, шипела, что Агафья дура легкомысленная, которую богиня не иначе как в помрачении силой одарила. А надо бы – оплеухами.

Было.

А вот пришла беда, так мигом объединились две женщины.

– Может, еще кому написать? Пусть приедут, боюсь я, что не справиться мне одной.

– Не одной. Я тут остаюсь, Устя здесь. А что нам троим не под силу будет, то и другие не одолеют. И защитники