"Фантастика 2025-169". Компиляция. Книги 1-24 - Никита Киров

Темнота туннеля, еще недавно давящая как саван, начала редеть. Шершавые стены, освещенные лишь дрожащим огоньком в ладони Вивиан, сменились знакомыми ей очертаниями — трещинами, выступами камня, глубокой царапиной в форме угловатой «Г» (Гамма), оставленной чем то острым.

— Здесь! — ее голос, хриплый от усталости, прозвучал с непривычной силой. Она указала на узкий лаз, почти скрытый натеком известняка. — «Горло Дракона». Через него проползем — и мы у выхода! Час хода, не больше!

Выход. Слово повисло в спертом воздухе, такое сладкое и пугающее одновременно. Радость Вивиан была заразительной — ее глаза сияли предвкушением, губы дрожали в намеке на улыбку.

Изабелла. Солнечная сестра. Дом. Нормандская Империя. Все это было так близко от нее, за тонкой перегородкой камня.

Но тень тревоги скользнула по ее лицу. Она бросила взгляд в черноту, оставшуюся за спиной, туда, где пылало Сердце и где под незримым Кругом Отражения спали Брандт и Мюллер.

— Они… — начала она, но я перебил, опережая мучительную мысль…

— Круг крепок. Он скроет их, пока мы не вернемся с силами и картой. Идти назад сейчас — умереть зря. Им это не поможет. — голос мой звучал гораздо увереннее, чем я чувствовал.

Мы оба понимали — найти их в изменившемся после гнева Сердца лабиринте будет почти невозможно. Время работало на них — пока спят. И против нас — в истощении. Сунуться обратно — верная смерть и для них, и для нас.

Вивиан кивнула, сжав губы. Решение было принято. Бесполезное самопожертвование не было выходом. Надо было жить. Чтобы вернуться сильными.

Ее радость вспыхнула вновь, ярче прежнего. Она почти впрыгнула в «Горло Дракона» — узкую, скользкую щель. Мы протискивались, царапаясь о камни, помогая друг другу, и с каждым метром воздух менялся. Тяжелый, металлический душок Пустоши вытеснялся сыростью пещеры, а потом… Потянуло живительным ветром. Свежим. Холодным. Несущим запах влажной земли и чего-то… кажется, хвойного.

Моя Серая Пелена, верная спутница, дрогнула и погасла окончательно. Я не стал ее восстанавливать, потому как угрозы пока не ощущалось. Монстры здесь были жалкими отголосками глубинного кошмара. Слепые крысообразные твари, шуршащие в щелях. Полупрозрачные слизни, медленно ползущие по стенам. Они не нападали. Они боялись. Или были слишком слабы.

Вивиан, не тратя драгоценной магии, прикончила пару «крыс» ударом приклада своего пистолета. Я просто отшвырнул назойливого слизня сапогом — он шлепнулся о стену и затих. После Сердца, его лучей аннигиляции и орд фанатиков эти твари казались досадными мошками.

И вот — свет! Сначала — серая полоска впереди. Потом — ярче. Шире. Мы выбрались из последнего поворота…

Вход. Не оплавленный разлом. Не циклопические Врата. Широкая, заросшая папоротниками и мхом расщелина в скале. И за ней…

Мир. Настоящий. Живой! Серое, дождливое небо. Высокие, стройные сосны, чьи темные силуэты уходили в облака. Влажный, хвойный воздух, ударивший в легкие, как хмельной эль. Дождь. Мелкий, настырный, ледяной дождь, освежающий лицо, смывая с него копоть, кровь и пепел пещеры. Он струился по коре деревьев, набирался в лужицы на каменистой почве, пел тихую песню на листьях папоротников.

Мы стояли на пороге, словно окаменев. Вивиан вскинула лицо к небу, закрыла глаза, подставив кожу холодным струям. Капли стекали по ее щекам, смешиваясь со слезами облегчения. Она засмеялась — коротко, срывающимся голосом, почти истерично, но это был смех освобожденной души.

— Воздух… — прошептала она, вдыхая полной грудью. — Он… не жжет. Он живой! Мы снаружи, Видар! Снаружи!

Я шагнул вперед, под сень сосен. Ледяные струи омыли лицо, притупив жгучую боль в спине. Вдохнул глубоко. Аромат хвои, прелой листвы, влажного камня. Настоящий. Не мираж. Не воспоминание. Дом. Земля. Жизнь.

И только тут, под этим знакомым мрачным небом (но таким другим, таким благословенным после лилового кошмара), меня накрыло. Я вернулся. Выжил. Прошел Пустошь насквозь. Узнал ее страшную тайну. Но…

— Три дня… — слова сорвались с губ сами, горькие, как полынь.

Образ отца встал перед глазами — гранитное лицо, холодные, разочарованные глаза. Слова Императора Бориса прозвучали в ушах громом: «Три дня. Не часом больше. И возвращайся. Живым. И… с ответами.»

Ответы у меня были. Блокнот с серебряными страницами, туго набитый записями и зарисовками, тяготел в сумке. Колбы с образцами серой жижи и странных кристаллов — вещественные доказательства. Но время… Оно истекло. Много дней назад. Что ждало меня? Гнев отца? Гнев Императора? Позор? Отлучение от Кристины? Шея непроизвольно втянулась в плечи.

Вивиан обернулась. Дождь струился по ее лицу, но улыбка не гасла. Она видела мою тревогу.

— Теперь — в Ведало? К своим? — спросила она, и в ее голосе звучала готовность идти со мной хоть куда.

Я покачал головой, глядя на мокрые, но такие прекрасные карельские ели. Потом посмотрел на Вивиан, на знакомый ей ландшафт за пределами пещеры.

— Нет, — сказал я твердо. — Теперь — к твоим. В Нормандию. Ведало… подождет. До него далеко — к тебе ближе. Сначала — твой выход. Твоя сестра. Твой доклад Императору. А Брандта и Мюллера… мы спасем вместе. С нормандскими войсками. — и добавил про себя — А потом… потом я встречусь со своими. И надеюсь, смогу пережить эту встречу.

Мы шли по краю, где хрупкая реальность Нормандии встречалась с вечно гниющей плотью Пустоши. Под ногами хрустел серый лишайник и кости мелких тварей.

— Слева! — голос Вивиан был спокоен, почти ленив.

Я даже не оглянулся. Резкий взмах руки — и сгусток Ледяного Сердца (теперь уже не пышущий яростью, а точный, экономный) выстрелил в тень, метнувшуюся из-под корней. Раздалось противное шипение, и «Туманный Хомяк» размером с собаку, с клыками-иглами, распался в клубок серой пыли, успев лишь лязгнуть челюстями впустую.

— Спасибо, — бросила Вивиан через плечо, не останавливаясь. В ее голосе слышалась улыбка. — Торопишься на свидание?

— К своей награде, — огрызнулся я, но без злости. Наоборот, какое-то странное, легкое чувство поднималось из груди. Возможно, просто эйфория от того, что мы живы и почти снаружи. — Думаешь, твой Император Отто выдаст мне медаль за спасение такой красивой тебя? «За выдающиеся заслуги в области вытаскивания симпатичных задниц из беды»?

Она рассмеялась — звонко, неожиданно легко. Звук был таким чуждым здесь, в этом вечно умирающем лесу, что я на мгновение ошалел.

— Медаль? — она обернулась, идя задом наперед, ее глаза блестели усталым озорством. — Лучше попроси политического убежища. У нас, знаешь ли, ценят