Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

— Оно восхитительно, как и все, к чему прикасаются твои руки, Эльвар.

— Я — всего лишь слуга, синьорина. Та сила, которая творит искусство с моей помощью, с таким же успехом могла выбрать другого.

Портной, склонившись над рукой детектива Нур, поцеловал ее пальцы. Тристан вежливо покашлял, и никто, кроме Терри, не различил бы в этом ревности.

— Как поживает твоя подруга, Эльвар? Та, которая любит непристойные десерты?

Вампир и бровью не повел, не то чтобы не смутился, и брата это, похоже, разочаровало.

— Благодарю, синьор. Она в добром здравии.

— Надеюсь, доктор Мори в тот вечер не задержался, и вы хорошо провели время втроем?

— Тристан! — ахнула Терри.

Что он себе позволяет? Отца на него нет!..

— Думаю, будет невежливо обсуждать подобное при синьорине.

Брат откинулся в кресле и принял скучающий вид.

— Пришлю тебе чек за смокинг по почте.

— Благодарю, синьор. — Вампир поклонился Терри. — Доброго вечера, синьорина.

— До свидания, Эльвар. Ждем тебя на балу.

Проводив портного взглядом, Тристан шумно выдохнул.

— Умеешь ты испортить веселье.

— Вот про что мне хочется слушать в последнюю очередь — так это про любовные похождения Эльвара Дорриана.

— О боги, да ты просто не видела ее. Она… — И брат жестами изобразил в воздухе соблазнительные формы. — Рыжая, а говорит так, что ты готов слушать ее целую вечность…

Терри сморщила нос.

— Фу, Тристан. Это вульгарно.

— Прекрати. Я же не расспрашиваю тебя о том, чем ты занимаешься с мистером Родманом.

Детектив Нур вспыхнула.

— Вот еще! — выпалила она.

Тристан расхохотался.

— Ладно. — Он склонил голову на бок. — По-моему, это лучшее платье, которое он когда-либо для тебя шил.

— Да, совершенствуется с каждым годом. Хорошо, что в Треверберге есть такой портной.

— Еще и вампир, еще и галантный, который целует тебе ручки.

— Какая муха тебя укусила? Ты голоден?

— Волнуюсь перед днем рождения. Взглянем на бальную залу? Надеюсь, все готово. Прошу, мадемуазель.

Он предложил Терри руку.

— Я хотела поговорить с тобой, Тристан. Это касается… прошлого.

Лицо брата окаменело.

— Ты снова пила его кровь? Или я тебя не предупреждал?

— Но мне хочется вспомнить…

— Зачем? — Он обернулся к ней и потряс за плечи. — Что такого притягательного в прошлом, Терпсихора?!

— Ты лгал мне! Почему ты не рассказывал о том, что спас меня от своего отца?!

Тристан отшатнулся. Румянец на щеках сменила болезненная бледность. Терри ожидала чего угодно, но короткий ответ брата ее шокировал.

— Так хотел доктор Родман.

— При чем здесь доктор Родман?..

Улыбка вернулась на лицо Тристана, и он снова взял ее под руку.

— Для того, чтобы узнать и это, крови его сына не хватило? Что же, понимаю. Я расскажу тебе все, Терпсихора. Но потом не говори, что жалеешь об услышанном.

— Не пожалею, — пообещала она.

Бальный зал был полностью готов к торжеству. Отсюда унесли лишние вещи, старые шторы сменили, полы натерли до блеска. Послезавтра большие хрустальные люстры загорятся, и под ними будут кружиться мужчины в смокингах и женщины в бальных платьях.

— Позвольте пригласить вас на танец, мадемуазель, — заговорил Тристан.

— И что же мы будем танцевать без музыки? — удивилась Терри.

— Что-нибудь из того, что ты писала до обращения. Ты писала музыку, Терпсихора, и очень неплохую. И пела.

— Лучше, чем сейчас? — спросила она с надеждой.

— Ты и теперь хорошо поешь. Что до совершенства — всегда есть, к чему стремиться.

Тристан приобнял сестру за талию, и они закружились по залу.

— Мы путешествовали по миру чуть больше года, — начал он. — Встречали рассвет в египетской пустыне. Жили в индийских ашрамах. Ели в лучших итальянских ресторанах. Смотрели корриду в Испании. Каждую ночь проводили в объятиях друг друга. Надеюсь, что ты была счастлива. Потому что я был очень счастлив. Но мое счастье закончилось однажды утром в номере парижского отеля. Я проснулся в одиночестве. Искал тебя всюду, пусть и знал, что не найду: ты хорошо умела прятаться. Чужие документы, чужое имя — и ты уже на другом конце света. Знаешь, о чем я подумал? Может, ты беременна от меня и не хочешь мне рассказывать? Я подумал, что ты уехала для того, чтобы избавиться от нашего ребенка и остаться свободной. Но позже я понял, что такой исход был практически невозможен.

— У меня не могло быть детей? — осторожно спросила Терри.

— Я вернулся в Треверберг, — продолжил Тристан, проигнорировав вопрос. — Жил, где придется, работал, где придется. И искал тебя везде и всюду, Терпсихора. Искал каждый день. — Он остановился и опустил голову. — До встречи с тобой я не знал, что такое счастье, и поэтому моя жизнь меня устраивала. А по возвращении я был знаком и с другой жизнью. Нет ничего ужаснее, чем упасть с небес на землю в один миг.

Терри подняла руку для того, чтобы погладить брата по щеке, но он отстранился.

— Прости меня, — прошептала она.

— Не нужно. Я думал об этом после обращения. Ты не могла поступить иначе. Ты, как и я, не знала другой жизни. Только и делала, что бежала. От себя.

— А что было потом? Как ты познакомился с папой?

— Оказался в приемном покое с диагнозом «передозировка», конечно же. К другим последствиям такие истории не приводят.

— Присядем, — предложила Терри.

Она подвела Тристана к одному из стульев, оставленных рабочими, подождала, пока он устроится на нем и заняла соседний.

— Я говорил тебе, что меня нашел отец. Это не совсем правда. То есть, нашел-то меня отец. И он же привез в приемный покой. Но именно доктор Родман убедил его в том, что я должен стать… — Брат расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и сделал пару глубоких вдохов. — Его первым сыном.

— Интересно, что доктор Родман сказал отцу.

Тристан усмехнулся.

— О, поверь, он умел убеждать. Мог убедить владыку тьмы в том, что в Аду недостаточно сковородок, хотя их уже пихать некуда. Не знаю точно, что он сказал отцу, но тот согласился. А о том, что было после, ты, наверное, догадываешься. Ты видела комнату.

— Ты жил в ней первое время после обращения? Но почему?

— Я считал, что тот, кто так легко упустил свое счастье, не заслуживает лучшей участи. Это в очередной раз подтвердило слова отца… моего настоящего отца. О том, что я никто.

Терри прижала ладонь к губам, приказывая себе не плакать, но слезы уже катились по щекам.

— Отец — наш отец — уже знал мою историю. Он понимал, что я пережил серьезное потрясение, поэтому темы прошлого мы не касались. Он приходил ко мне, поил своей кровью, успокаивал.