Проклятие Шалиона - Лоис МакМастер Буджолд

– Я не могу даже сказать, о чем это. Хотя, признаться, у меня волосы встают дыбом и мурашки бегут по коже.

– Это? Это так, ровным счетом ничего. Я пытался, но то, что получилось, совсем не похоже на то…

Он беспомощно повел руками, после чего коснулся ладонью лба.

– …на то, что я видел.

И добавил, пытаясь объяснить то, что сказал:

– Я думаю, в поэзии слова более нагружены, чем в обыденной речи, потому что существуют по обеим сторонам стены, разделяющей этот и тот миры – так же, как и люди. Но пока мне удалось лишь испортить лист бумаги. Он достоин только того, чтобы его сожгли.

– Гм, – произнес Палли. И, сложив лист вчетверо, он отправил его себе в карман.

– Я попробую снова, – вздохнул Кэсерил. – Не исключено, что однажды у меня все получится. Я должен написать несколько гимнов во славу материи и материального мира. Во имя птиц, камней. Это было бы, я думаю, приятно Госпоже Весны.

Палли усмехнулся:

– Чтобы к ней максимально приблизиться?

– Может быть.

– Опасная штука эта поэзия, – покачал головой Палли. – Я уж лучше буду заниматься каким-нибудь делом. Реальное действие лучше, чем поэма о нем.

– Будь осторожен, любитель реальных дел! Молитва – это ведь тоже и дело, и реальное действие.

Шепот и шорох достигли их слуха. Кэсерил посмотрел и увидел за резными перилами галереи небольшую группу служанок и мальчиков-слуг. Те наблюдали за ним, хихикали и перешептывались. Палли, заметив, куда смотрит его друг, тоже посмотрел в их сторону. Одна из девушек смело высунулась из-за перил и дружески помахала. Кэсерил ответил. Хихиканье усилилось, и служанки убежали. Палли почесал себя за ухом и испытующе уставился на Кэсерила.

Кэсерил объяснил:

– Люди все утро рвались сюда, чтобы увидеть место, где был поражен бедняга ди Джиронал. Если лорд ди Баосия не предпримет соответствующих мер, его двор превратится в святилище, место паломничества и поклонения.

Палли откашлялся и возразил:

– Ошибаешься, Кэс! Люди рвутся сюда, чтобы посмотреть на тебя. Парочка тутошних слуг берет плату за то, чтобы провести любопытствующих из города – посмотреть на героя. Я не знал, прикрывать ли их лавочку или нет, но, если они тебя беспокоят, то…

Он встал и повернулся к галерее.

– О, не стоит, – покачал головой Кэсерил. – Я добавил немало лишней работы местным слугам, так пусть уж они поимеют с меня пару монет.

Палли фыркнул, но пожал плечами, после чего спросил:

– Так тебя точно не лихорадит?

– Сначала я не был уверен. Теперь знаю. Нет, не лихорадит. Врач разрешил мне есть, хотя и понемногу. Думаю, я выздоравливаю.

– Да, это настоящее чудо. Чтобы на тебя посмотреть, можно и заплатить. Я понимаю дворцовых слуг.

– Чудо не в этом. Я пока не понял, зачем Госпожа Весны сохранила мне жизнь. То ли как прощальный подарок, а может быть, я ей нужен как тот, кто смог бы вновь открыть ей врата в наш мир? Ордол был прав, когда писал о бережливости Богов. Они своим достоянием не разбрасываются. Так что, я думаю, оба объяснения хороши. Когда-нибудь мы с ней обязательно встретимся вновь.

Он откинулся на спинку кресла и взглянул в высокое голубое небо. Небо цвета Дочери. Губы его сами собой сложились в улыбку.

– Когда мы встретились в первый раз, Кэс, ты был самым серьезным парнем из всех, кого я знал. Теперь ты все время улыбаешься. Ты уверен, что получил обратно свою душу точно такой, какой отдал?

Кэсерил громко рассмеялся.

– Может, и не такой. Вспомни, как бывает, когда мы путешествуем: ты пакуешь все необходимое в седельные сумки, а когда возвращаешься, они у тебя вдвое больше, чем во время отъезда, хотя ты клянешься, что по пути ничего туда не добавлял. Все дело в искусстве упаковки.

Он похлопал себя по бедру и закончил:

– Наверное, меня не очень аккуратно упаковали обратно.

Палли покачал головой и сказал:

– А теперь ты еще и протекаешь. Стихами.

Прошло еще десять дней. Кэсерил выздоравливал. Он совсем не тяготился бы вынужденным бездельем и отдыхом – если бы не тоска по людям, с которыми он расстался и с которыми так хотел воссоединиться. Наконец это желание победило в нем его ненависть к конным путешествиям, и он попросил Палли организовать их поездку в столицу. Конечно, Палли протестовал: Кэсерил еще не вполне здоров, ему рановато садиться в седло… Но Кэсерил был уверен, что и Палли не терпится посмотреть, что там происходит в Кардегоссе.

Кэсерил с небольшим эскортом, включавшим, помимо Палли, его кузенов и верных соратников Фойкса и Ферду, особо не спеша, ехал по дороге, наслаждаясь чудесной погодой, совершенно непохожей на то, что они испытали во время своей прошлой поездки. Каждый вечер, когда ему помогали спуститься с лошади, Кэсерил клялся, что назавтра они поедут помедленнее, но следующим утром, оказавшись в седле, он невольно понукал своего коня, чтобы тот двигался быстрее. Наконец на горизонте, на фоне голубого неба и пушистых облаков, показалась Зангра, которая выглядела ярким бриллиантом посреди изумрудного ландшафта.

За несколько миль до Кардегосса на дороге они встретили небольшой обоз. Люди в ливреях провинкара Лабрана сопровождали три повозки и некоторое количество вьючных лошадей и мулов. Две из трех повозок были нагружены багажом, в третьей, с занавешенными окнами, ехали несколько женщин.

Подъехав к обочине, эта третья повозка остановилась, сидевшая в ней служанка подозвала сержанта в ливрее, что-то ему сказала, и тот, подъехав к компании, в которой ехал Кэсерил, спросил:

– Джентльмены! Если среди вас есть кастиллар ди Кэсерил, то моя госпожа вдовствующая королева Сара желала бы… просила бы, поправился он – возможности поговорить с ним.

Провинкар Лабрана, как вспомнил Кэсерил, был племянником Сары. Он понял, что является свидетелем возвращения королевы в свои родовые угодия.

– Я полностью в распоряжении королевы! – сказал Кэсерил сержанту.

Фойкс помог Кэсерилу спешиться. У задней дверцы повозки откинули ступеньки, и сопровождавшие королеву дамы вышли в поле – погулять и полюбоваться весенними цветами. Сара осталась внутри повозки.

– Прошу вас, кастиллар! – сказала она негромко. – Я очень рада этой нашей случайной встрече. Уделите мне минутку.

– Для меня это честь, моя госпожа!

Поклонившись, он забрался в повозку и сел на обитое сиденье напротив королевы. Вьючные мулы медленно прошествовали дальше, и воцарилась тишина, лишь слегка нарушаемая пением птиц, негромкими голосами, звучащими в отдалении, позвякиванием уздечек, тихим ржанием лошадей да хихиканьем служанок.

Сара была одета в простой плащ в черных и лиловых тонах