Арлекин снимает маску - Андрей Евгеньевич Фролов

навсегда, — говорит Алекс утончённым голосом, умело подражая племяннице богача, — ты должен кое-что услышать. От меня лично, милый дядюшка…

Это будет нелегко. Но Бель знает, что справится. Как справлялся всегда.

Данные в линзе сообщают, что у Дубинина поднимается артериальное давление. С дыханием тоже нелады, но пока в пределах обозначенной профсоюзом нормы. Да и не может глава медицинской корпорации быть настолько больным! Они оба окунутся в огонь. Вот только на ком из них толще шкура, покажет лишь время — богачи вроде Святослава Григорьевича испытывали и не такое; а Алексу теперь придётся, и он в этом уверен, неделю не просыхать…

Подобные послания не проходят бесследно.

Собравшись с силами, Алекс приказывает состраданию убраться прочь; даёт внутреннему времени команду бежать с привычной скоростью, поднимает мятый листок и начинает читать. Его лицо теперь открыто, но обмахиваться веером парень не перестаёт. Новые волны экстрактов атакуют мужчину за столом, заставляя глаза стекленеть.

— Дядя Слава, — говорит «Леночка», позволяя голосу набирать необходимую силу. Подвёрнутая голова позволяет клиенту рассмотреть заколку в светлых волосах, — я почти не помню себя маленькой. Но цикл сеансов нейрогипноза позволил мне восстановить картину.

Время ускользает, и Алекс повышает темп. Впрочем, не особенно — он хочет вложить в слова собственные эмоции, отношение к таким, как бхикшу, всё своё негодование и жажду мести. Принимает любимую позу девушки, копируя её с непристойной точностью.

— Я вспомнила твои руки на моих бёдрах, — с вызовом бросает «Леночка» в лицо главе корпорации. Нервно щёлкает ногтем. — То, дядюшка, как ты трогаешь меня.

Лицо Дубинина каменеет. Тут же плывёт восковой маской, он мотает головой.

— Зачем ты так со мной? — шепчет мужчина, подавленный наваждением. — Это же неправда…

Алекс едва удерживается, чтобы не сымпровизировать.

Сейчас это неуместно. Более того — может навредить доставке, и тогда его по головке не погладят… Остаётся слушать лепет, читать с листа и не давать клиенту лишней инициативы. Как обычно.

— Как ты трогаешь меня там, где не должен, — говорит феромим, проклиная свою работу и благословляя моменты, подобные этому. Когда даже самые сильные и несокрушимые получают по заслугам, вкусив настоящих страданий. — Трогаешь грубо и бесстыдно…

Хозяин шикарного кабинета улыбается горько и печально. Он продолжает плакать, тыльной стороной широкой ладони размазывая прозрачные капли по лицу, но даже не пытается встать. Его губы шевелятся, рот то и дело приоткрывается, но до мима не долетает ни звука.

Медицинские показатели всё ещё неспокойны, и у Алекса мелькает тревожная мысль, что после сеанса клиенту придётся брать больничный отпуск. Впрочем, он наверняка найдёт себе местечко в одном из собственных лабораторно-врачебных корпусов. А потому Бельмондо продолжает — умело и сильно, как его учили:

— Это неправильно! — стонет «Леночка», мотая головой так, что медальон на груди раскачивается из стороны в сторону. Поджимает губу, хмурит брови: — Если это письмо у тебя, я ушла из этого мира, не в силах нести подобный груз. А ты, дядюшка остаёшься и будешь проклят. Проклят навеки!

Голос Алекса подбирается к самому пику, за которым последует финальный удар доставки. И мим, как бы неэтично это не звучало, даже испытывает от этого радость.

— Потому что если и есть преступления страшнее совершённого тобой, — феромонный лицедей одно за другим выплёвывает чугунные слова, — то я их не зна…

Дубинин обмякает в кресле. Разом, без предупреждений или сигналов тревоги в линзе курьера.

У Алекса разом подкашиваются ноги — с задержкой в миллисекунду датчики его простенького сканера диагностируют удар и остановку сердца. Личную Вселенную Бельмондо щедро заливают жидким азотом. Дыхание перехватывает, к горлу подступает тошнота.

— Помогите, — шепчет липовая Леночка, роняя записку. И уже чуть громче, собравшись с силами и рванувшись к клиенту: — Помогите!

Вопль парня летит по кабинету, бьёт в двери, уносится вдаль.

Задание провалено, но это сейчас волнует Алекса в последнюю очередь. Если Дубинин склеит ласты… если умрёт прямо перед «племянницей»… тот даже не знает, чем это чревато…

Подскакивает к окну, пытаясь распахнуть, но это невозможно. Бросается к мужчине, до предела откидывая спинку кресла назад. Хватает за холодное запястье, меряет пульс, но сканер в глазу уже сообщает — это бесполезно. Алекс едва начинает делать Святославу Григорьевичу непрямой массаж сердца, как тут в кабинет врываются охранники. Двое с пистолетами наголо, третий — самый старший, безоружен; он намётанным взглядом оценивает обстановку.

— Прочь! — кричит мужчина, одним прыжком оказывается возле директора корпорации и отшвыривает Бела в сторону. — Бригаду реанимации, срочно!

Безопасники прячут оружие. Один из них басисто бормочет, связавшись с внутренними службами. Второй — тот самый бритый, оттягивает мима ещё дальше от стола, что-то злобно шипит.

— Включите вентиляцию! — бормочет «Леночка», но его силой усаживают в гостевое кресло.

Удар кулака, меткий, быстрый и скрытный, обрушивается на солнечное сплетение Алекса, выбивая из лёгких остатки воздуха. Бритый бьёт ещё раз, украдкой, чтобы не заметил начальник, и только после этого отпускает воротник полиэтиленовой «блузки».

— Не шевелись, паскуда! — сквозь зубы приказывает он, отправляясь на помощь старшему.

Бельмондо и не помышляет шевелиться. Он задыхается.

Лицо парня краснеет, и несколько жгучих секунд феромиму кажется, что сейчас он отправится вслед за бхикшу. Как раб или прислужник, уложенный в одну гробницу с фараоном. Случившееся напоминает один из его ночных кошмаров — такой же липкий и вязкий, будто застарелый мёд.

— Матерь Божья, заступница наша, — бормочет второй охранник.

Через мгновение в просторном кабинете становится шумно и необычно людно.

Прибегают врачи — затянутая в голубые комбинезоны четвёрка, притащившая целую гору портативного медицинского оборудования. Охранники помогают расстегнуть на Дубинине дорогой пиджак и сорочку, после чего отходят в сторону, испепеляя мима тяжёлыми взглядами.

Реаниматологи переговариваются. Деловито, рвано, без лишней суеты и паники разворачивая оборудование. Ставят хозяину кабинета укол, ещё один, лепят на грудь пластинки дефибриллятора и дают первый разряд. После третьего старший врач стягивает на лицо светло-синюю медму, фиксируя время смерти.

Алекс икает и у него темнеет в глазах…

В себя он приходит спустя неопределённый отрезок времени.

Может быть, минут через десять. Может быть, через полчаса. Но когда сознание хоть отчасти проясняется, Бель обнаруживает в кабинете ещё больше людей. Теперь тут представители системы здравоохранения Посада. Тело Дубинина, до сих пор полулежащее в кресле, с головой укрыто простынёй. Вдоль стен и между стеклянных выставочных шкафов суетятся менеджеры в строгих костюмах. Все они то