Адмирал Империи – 57 - Дмитрий Николаевич Коровников

любые враждебные действия против кораблей восьмой дивизии контр-адмирала Должинкова. Линкор «Афина» и крейсер «2525» берут эти корабли под свою защиту. Повторяю — под защиту императорского флота. Любая атака на них будет расценена как атака на корабли под моим командованием.

Ответ пришел незамедлительно. На главном экране появилось лицо Хромцовой, искаженное яростью до неузнаваемости:

— Васильков! Ты окончательно спятил⁈ Убери свои корабли немедленно!

— Не уберу, — я смотрел ей прямо в глаза, больше не пытаясь быть дипломатичным. — Эти люди получили обещание безопасного прохода. Я намерен его выполнить.

— Это враги! Предатели! И они должны быть уничтожены!

— Это русские космоморяки, которые нам поверили и деактивировала орудия. И я не позволю вам устроить очередную бойню.

— Не позволишь? — она наклонилась к камере, и её лицо стало маской холодной ярости. — Ты — мне? Я сейчас прикажу открыть огонь и смету вас к чертовой матери вместе со всеми этими предателями!

— Попробуйте, — усмехнулся я. — И потом сами объясните княжне-регенту и императору, как вы уничтожили их личного эмиссара. Как вы открыли огонь по кораблям под императорским флагом. Посмотрим, спасут ли вас ваши заслуги и тридцатилетний стаж.

Она побелела. Мы оба знали — убить меня означало подписать себе смертный приговор. Даже император Иван, при всей его молодости, не простил бы убийства человека, которого считал своим представителем. А Таисия Константиновна… она бы лично проследила, чтобы Хромцова была не просто казнена, а казнена медленно и мучительно.

На тактическом дисплее я видел, как «Афина» и «2525» встают между кораблями Хромцовой и остатками восьмой дивизии. Мы буквально закрыли их своими корпусами — два корабля как живой щит между палачами и жертвами. Это было безумие с тактической точки зрения — подставить борта под возможный огонь с обеих сторон. Но это было правильное безумие.

— Вы совершаете государственную измену, господин контр-адмирал, — голос Хромцовой стал тихим и опасным, как шипение змеи перед броском. — Укрываете врагов Империи.

— Я выполняю данное слово офицера, — ответил я устало.

— ОХ! — она всплеснула руками в показном возмущении. — Вечно вы прикрываетесь высшими соображениями!

— Вопрос в том, останемся ли мы людьми после этой войны или окончательно превратимся в зверей.

Она смотрела на меня через экран, и в её глазах я видел не просто злость — ненависть. Чистую, незамутненную ненависть к тому, кто посмел встать на её пути.

— Это еще не конец, Александр Иванович, — прошипела она. — Когда все закончится, я лично прослежу, чтобы вас судил трибунал. Измена, превышение полномочий, пособничество врагу — я похороню вас под этими обвинениями.

— Если мы переживем завтрашний день, — ответил я спокойно. — А шансы, прямо скажем, невелики.

В этот момент офицер связи привлек мое внимание:

— Господин контр-адмирал! Срочное сообщение с Суража! Запись от княжны-регента!

Я кивнул, и он вывел сообщение на экран, разделив его так, чтобы видела и Хромцова. Лицо Таисии Константиновны появилось на записи — красивое, властное, с тревогой в обычно холодных глазах:

— Всем командирам соединений в секторе «Сураж-Лида». Ситуация критическая. Адмирал Шереметьев выслал ультиматум. У нас есть двенадцать часов на размышление. Потом он атакует. Требую немедленного возвращения всех боеспособных кораблей. Повторяю — всех кораблей. Нам нужен каждый вымпел, каждый человек. Это приказ от имени императора. Конец связи.

Запись погасла. Я посмотрел на Хромцову:

— Вы слышали, вице-адмирал? Всех боеспособных кораблей.

Она молчала, сверля меня взглядом. Потом резко отвернулась:

— Всем кораблям 5-ой «ударной» дивизии. Прекратить сближение. Готовиться к переходу на Сураж.

Вернувшись к экрану, она процедила:

— Ты выиграл этот раунд, Васильков. Но война еще не окончена. И когда Шереметьев будет разбит — а он будет разбит — я припомню тебе этот день. Каждую секунду этого дня.

— Я тоже вас люблю, Агриппина Ивановна…

Она дернулась, как от пощечины, потом отключила связь без прощания.

Я откинулся в командном кресле, чувствуя, как накатывает усталость. На тактическом дисплее корабли Хромцовой начинали отход, формируя походные колонны для перехода к Суражу. Шесть спасенных мной кораблей восьмой дивизии медленно выползали из окружения, держась поближе к «Афине» и «2525», словно птенцы к наседке.

— Господин контр-адмирал, — подошел ко мне Аристарх Петрович. — Это было… рискованно.

— Знаю, мой друг, знаю. Но иногда риск — единственный способ сохранить честь.

— Хромцова этого не забудет.

— Не забудет? — отмахнулся я. — Агриппина Ивановна у нас дама резкая, но отходчивая… Так что все будет нормально.

На экране связи появилось лицо Никиты Должинкова.

— Александр Иванович… не знаю, что и сказать. Вы только что спасли две тысячи жизней. Благодарю вас.

— Сочтемся, контр-адмирал, — невесело улыбнулся я. — Когда-нибудь…

Глава 7

Место действия: звездная система HD 30909, созвездие «Ориона».

Национальное название: «Сураж» — сектор Российской Империи.

Нынешний статус: контролируется силами императора.

Точка пространства: столичная планета Сураж-4.

Правительственный квартал.

Дата: 12 августа 2215 года.

Если бы кто-то спросил профессора Густава Адольфовича Гинце, сколько часов он не спал, тот без малейшей заминки ответил бы: «Тридцать шесть часов, двадцать три минуты и… — взгляд на хронометр — сорок две секунды». Нейрочип обладал многими примечательными свойствами, но чувство юмора в их число, увы, не входило. Зато входила педантичная точность в отслеживании всех физиологических параметров организма. Усталость была где-то там, на периферии сознания, отмеченная аккуратной красной меткой «требует внимания», но легко игнорируемая в пользу более важных задач.

Старик Гинце — тот, что существовал до операции — давно бы свалился лицом на клавиатуру от изнеможения. Новый же сидел в своем импровизированном кабинете в восточном крыле губернаторской резиденции, уставившись в монитор с финансовыми отчетами, и мог бы просидеть так еще столько же. А может, и дольше. Концепция физической усталости после установки чипа стала для него чем-то отвлеченно-теоретическим — как рассуждения о природе поэзии для термоядерного реактора.

Цифры на экране мерцали в привычном порядке. Дебет, кредит, балансы, прогнозы — математика государственного управления, которая оказалась на удивление элегантной. Каждая позиция на своем месте, каждый рубль учтен и оправдан. Идеальная симфония экономических потоков. Жаль только, что исполнялась она под неприятный аккомпанемент приближающихся вражеских эскадр, угрожающих всю эту красоту превратить в пепел.

Коммуникатор на столе внезапно мигнул красным — входящее сообщение на защищенном канале. Высокий приоритет.

Гинце поднял взгляд. Его личный код знали считанные люди. Император. Васильков. Еще пара-тройка особо доверенных персон из ближайшего окружения. Неожиданные сообщения в столь поздний час редко несли хорошие новости.

Профессор активировал дешифратор. Защита была многоуровневой — военного класса, любезно предоставленной службой безопасности императора после назначения министром финансов. Алгоритмы заработали, перемалывая слои шифрования, и через несколько секунд на экране