Железный Ворон - Ярослав Мечников

нет. Во-первых, вы всё ещё слишком слабы. Свежий воздух может вызвать у вас головокружение и коллапс. А во-вторых, вам сейчас противопоказаны любые внешние эфирные возмущения. Двор Академии — это не парк. Там постоянно кто-то практикуется. Для вашего нестабильного поля это всё равно что для человека с открытой раной — прогулка по пыльной стройке. Риск «заражения» чужим плетением или просто хаотичным всплеском слишком велик.

Его слова разочаровали, но звучали логично. Я снова почувствовал себя заключённым.

— Но я вас понимаю, — добавил он, видя, как скисло моё лицо. — Смена обстановки необходима. Поэтому мы сделаем так.

Он подошёл к окну и, к моему удивлению, не просто посмотрел в него, а взялся за массивную раму и с лёгким скрипом распахнул её внутрь.

В палату ворвался порыв свежего, влажного ветра. Он принёс с собой запахи мокрого камня, прелой листвы и далёкий, едва уловимый аромат озона, словно после грозы. Воздух был холодным, он приятно остудил разгорячённое лицо.

— Пять минут, — сказал лекарь, стоя у открытого окна. — Просто подышите. Это максимум, что я могу вам позволить. Затем мы закроем окно и перейдём к «Кокону». Он самый важный.

Он отошёл от окна, давая мне возможность подойти. Это была небольшая уступка, но сейчас она казалась настоящим подарком.

— Благодарю вас… почтеннейше.

Слова вышли немного натужными, неестественными. Я пытался соответствовать статусу, но чувствовал себя обезьяной, которую неожиданно пригласили на бал, — всё не так, всё неловко.

Я медленно встал с кровати. Ноги держали уже увереннее. Подойдя к открытому окну, я для верности прислонился плечом к прохладной каменной стене.

— Я постою тут немного, очень осторожно.

Свежий, влажный ветер тут же окутал меня, ворвался в лёгкие. Он приятно обдувал лицо, трепал волосы. И вместе с этим холодком пришло иное ощущение. Я вдруг остро почувствовал юность этого тела. Ту давно забытую энергию, когда кровь бежит быстрее, когда мир кажется ярче, а гормоны играют вовсю. В памяти вспыхнул образ из прошлой жизни: первый поцелуй с Наташкой за гаражами, неловкий, но оттого оглушительно-счастливый. Вот это были чувства! И сейчас было что-то похожее. То же ощущение абсолютной новизны.

В сердце что-то трепетно всколыхнулось. Это была тихая, почти тайная радость. Восторг. Предвкушение новой, невероятной жизни, которая внезапно упала мне в руки.

Но за этой радостью тут же подкралась тень грусти. Я вспомнил своих. Друзей-заводчан, с которыми можно было молча посидеть после смены, понимая друг друга без слов. Вспомнил Ирку… отношения, которые давно зашли в тупик. Последние месяцы мы больше молчали, погрязнув в бытовухе. Даже разъезжались на неделю, чтобы потом снова сойтись по привычке, понимая, что всё это бессмысленно. И вот теперь это всё отрезано. Потеряно навсегда.

Я встряхнул головой, отгоняя прошлое. Оно осталось там, за непреодолимой чертой. А здесь… здесь у меня новые проблемы и новые возможности.

Чешуя… Чешуя… всё это очень важно! — мысль была чёткой и ясной. — Нужно запоминать, практиковаться. Чтобы в следующей дуэли меня не прибили так же, как в этот раз.

В памяти всплыл ухмыляющийся образ из чужого воспоминания. Голицын… Это как Малфой тут, видимо. Враг номер один. Ладно, посмотрим, Голицын, кто кого в следующий раз. Я такую «Чешую» сплету, что хрен ты её пробьёшь. И «Зеркало» тоже… Надо пробовать, надо осваивать.

А теперь — «Кокон». То самое, на чём погорел Алексей. Самое сложное.

Пять минут истекли. Ветер уже не казался таким приятным, от него начинало знобить. Я сделал последний глубокий вдох, прощаясь с этой короткой передышкой, и повернулся к лекарю. Мой взгляд был решительным. Отдых кончился. Время работать.

— Ладно, лекарь, — сказал я твёрдо. — Я готов.

Матвеев молча кивнул, закрыл окно, и в комнате снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь гудением магического шара. Он вернулся на свой стул.

— Хорошо. «Кокон». — его голос стал серьёзным. — Это венец защитных плетений для вашего курса. И он принципиально отличается от первых двух. «Чешуя» и «Зеркало» — это внешние щиты. Вы создаёте их на расстоянии от себя. «Кокон» же вы плетёте прямо на себе, по контурам своего тела.

Он поднял руку, и его ладонь окутало мягкое золотистое свечение. Оно не было похоже ни на зелёное, ни на серебряное. Оно было живым, тёплым.

— Это плетение одновременно и самое прочное, и самое опасное в исполнении. Оно соединяет в себе принципы «Чешуи» и «Зеркала». Основа — гладкая, как у «Зеркала», но поверх неё вы накладываете второй, армирующий слой из плотно пригнанных друг к другу пластин, как у «Чешуи». Получается двухслойная броня.

Его рука в золотом сиянии медленно сжалась в кулак, и свечение уплотнилось, стало похоже на литой золотой кастет.

— Но главная сложность не в этом. Сложность в том, что вы должны идеально чувствовать контуры своего эфирного тела и плести щит, не касаясь его, на расстоянии в один палец. Слишком близко — и плетение может «врасти» в вас, вызвав чудовищную боль и повреждения. Слишком далеко — и в щите будут дыры и слабые места. Это требует абсолютной концентрации и контроля. Именно эту дистанцию вы и не смогли удержать на дуэли. Ваш «Кокон» был рыхлым, и удар Голицына просто разнёс его в клочья.

Он развеял золотое свечение и посмотрел на меня.

— Я не буду показывать вам его полностью. Это слишком сложная конструкция. Мы сделаем иначе. Я покажу вам лишь один элемент. Плетение на кисти руки. Ваша задача — мысленно повторить его на себе. Сконцентрируйтесь. Представьте свою левую руку. И попробуйте окутать её этой двухслойной защитой.

Глава 5

Я слушал его, и мой мозг, который только что с гордостью освоил «Чешую» и «Зеркало», начал откровенно пасовать. Двухслойная броня, плетение на себе, дистанция в один палец… Информация наслаивалась одна на другую, превращаясь в непонятную кашу. Восторг и азарт сменились растерянностью и подступающей паникой.

— Так, подождите, помедленнее! — не выдержал я, вскинув руку. — Мне нужно так же плести, как «Чешую»? Вернее, сначала наматывать, а потом плести? Или как? Или это создаётся просто силой мысли, я представляю кокон с двумя слоями, и он появляется?

Я чувствовал, как растёт раздражение, направленное в первую очередь на самого себя. Я снова ничего не понимал.

— Лекарь, я правда за вами не поспеваю, — закончил я уже тише, и в голосе отчётливо прозвучали нотки искреннего расстройства. Я чувствовал себя