Сибирское образование - Николай Лилин

В определенный момент в ресторан зашли пять человек. Они были молоды — не более двадцати пяти лет — и заговорили с Мино по-грузински. Он сразу встал и подошел к ним.

Они казались довольно сердитыми, и пару раз я видел, как они показывали на нас. Сначала они все говорили одновременно, затем начал говорить их лидер, худощавый мальчик с глазами, которые вылезали из орбит всякий раз, когда он повышал голос.

Мино, однако, был спокоен; он прислонился к стойке с бокалом вина в руке и слушал их, глядя в пол с безразличным выражением лица.

Главарь внезапно замолчал, и все пятеро ушли. Затем Мино поспешил к нашему столику и взволнованным голосом объяснил нам, что они были молодыми членами банды графа:

«Они сказали, что если вы немедленно не покинете район, они вернутся в большом количестве и убьют вас».

После теплого приема Мино эта угроза казалась нереальной.

Прежде чем встать из-за стола, один из нашей группы, потеряв дар речи, сказал:

«Я готов поспорить на свою правую руку, что они устроили для нас засаду снаружи».

Безмолвный получил такое прозвище, потому что он почти никогда не говорил, но когда он все-таки говорил, то всегда говорил правдивые вещи. Однажды я провел с ним три дня на рыбалке, и за три дня он не произнес ни звука, клянусь, ни единого.

Гагарин подал сигнал готовиться покинуть бар. Все опустили руки под стол, и раздался звук взводимых курков пистолетов, одного за другим.

Мы попрощались с Мино. Он умолял нас воспользоваться служебным выходом, но мы вошли через парадную дверь тем же путем, каким вошли.

На площади перед баром нас ждало около пятнадцати человек, собравшихся под уличным фонарем.

Мэл и Гагарин вышли вперед; я шел позади них, потеряв дар речи, затем подошли остальные. Я видел, как Мэл достал свой «Токарев», и в то же время Гагарин спрятал руку с «Макаровым» за спину. Я сжимал «Наган» дедушки Кузи в кармане куртки.

Они преграждали нам путь к машинам. Наши водители вышли и небрежно курили, сидя на капотах.

Мы остановились в нескольких метрах от грузин.

Худой мальчик, их лидер, вышел вперед, чтобы бросить нам вызов:

«Тебе конец. Тебе никуда не деться».

Он говорил с большой уверенностью. В его руках я увидел пистолет, а позади него был еще один парень с двуствольным дробовиком.

«Если вы не хотите неприятностей, у вас есть только один шанс: сложите оружие и сдавайтесь».

Затем он начал шутить:

«Не слишком ли ты молод, чтобы играть с оружием?»

Совершенно невозмутимый Гагарин объяснил ему причину нашего визита и подчеркнул, что это не имеет никакого отношения к отношениям между грузинами и сибиряками.

«И в любом случае», напомнил ему Гагарин», согласно уголовному законодательству, в подобных случаях приостанавливаются даже войны».

Он вспомнил случай в Санкт-Петербурге, когда из-за охоты на педофила, который насиловал и убивал маленьких детей, кровопролитная война между двумя бандами — из района Лиговки и острова Васильева — прекратилась, и обе стороны объединили усилия для поиска маньяка.

Теперь грузины были несколько сбиты с толку.

Я заметил, что, пока Гагарин разговаривал с их лидером, многие из них опустили оружие, и выражения их лиц стали довольно задумчивыми.

Грузин, однако, не сдавался.

«Ну, в таком случае», внезапно спросил он», почему вы не поговорили с нашим Опекуном? Почему вы пришли сюда тайно, как змеи?»

С одной стороны, он был прав: нам следовало обратиться к их Опекуну, потому что наводить справки за его спиной противоречило уголовному законодательству. Но он упустил из виду две вещи.

Во-первых, мы были несовершеннолетними, и по закону от нас ничего нельзя было «просить»: «просить» нас могли только другие несовершеннолетние, взрослые не имели над нами власти. Из уважения и для нашего личного удовольствия мы могли бы выбрать подчиняться правилам и уголовному праву взрослых, но до достижения совершеннолетия мы не были бы частью преступного сообщества. Если бы Опекун сообщил о нашем случае старому авторитету, последний рассмеялся бы ему в лицо: в подобных случаях сибиряки обычно говорят:

«Мальчики как кошки — они идут, куда хотят».

Вторая ошибка грузина была гораздо серьезнее и показала, что он был неопытен в переговорах и совершенно неспособен использовать преступную дипломатию. Он оскорбил нас.

Оскорбление рассматривается всеми сообществами как ошибка, типичная для людей слабых и неразумных, лишенных преступного достоинства. Для нас, сибиряков, любое оскорбление является преступлением; в других сообществах могут проводиться некоторые различия, но в целом оскорбление — это кратчайший путь к лезвию ножа.

Оскорбление личности может быть «одобрено»: иными словами, если я кого-то оскорбил и меня отведут к старому Авторитету, мне придется объяснить ему причину, по которой я это сделал, и он решит, как меня наказать. Наказание назначается в любом случае, но если оскорбление одобрено, меня не убивают и не «опускают»; я остаюсь самим собой и отделываюсь предупреждением. Оскорбление считается одобренным, если вы произносите его по личным причинам и в несерьезной форме: например, если вы называете кого-то, кто нанес ущерб вашей собственности, «засранцем». Если, однако, вас оскорбило имя его матери, они, вполне вероятно, убьют вас.

Оскорбления прощаются, если они произнесены в состоянии ярости или отчаяния, когда человек ослеплен глубоким горем — например, если умирает его мать или отец или близкий друг. В таких случаях вопрос о справедливости даже не упоминается; судят, что он был «не в себе», и на этом дело заканчивается.

Однако оскорбления не одобряются в ссоре, которая возникает из-за азартных игр или преступной деятельности, или в сердечных делах, или в отношениях между друзьями: во всех этих случаях использование бранных слов и оскорбительных фраз обычно означает верную смерть.

Но самое серьезное оскорбление из всех — это так называемая бакланка, когда оскорбляется группа или целое сообщество. Никакие объяснения не принимаются: вы заслуживаете либо смерти, либо «понижения» — постоянного перехода в сообщество опустившихся, испорченных, подобных людям, которые жили в районе Бама.

Итак, с детства мы учились «фильтровать слова» и всегда контролировать то, что слетает с наших губ, чтобы не допустить ошибки, даже невольной. Ибо, согласно сибирскому правилу, слово, которое вылетело, никогда не может вернуться.

Оскорбление, нанесенное нам грузином, было довольно серьезным: он сказал: «Вы пришли, как змеи», таким образом, он оскорбил нас всех.

Итак, мы разыграли типичную сцену, известную на сленге как «покупка». Это один из многих трюков, используемых преступниками для благоприятного завершения переговоров; мы, сибиряки, в этих трюках искусны. Принцип «покупки» заключается в том, чтобы убедить