Ревизор: возвращение в СССР #27 - Серж Винтеркей

— Хотя, если все действительно так, то я сам виноват… Поспешил, получается?

— Возможно…

Прибежала Аполлинария.

— Начались у нас жаркие денёчки! — воскликнула она. — У близнецов зубы полезли!

— Правда? — подскочил Загит. — А что не сказали? Я и не понял…

Вот же я дурак, — подумал Загит. — вместо того, чтобы на внуков внимание обратить, жениться побежал!..

* * *

Дед поспешил на помощь внукам, а Ахмад покачал головой, глядя ему вслед. Он специально наговорил Загиту про чувство вины и прочую ерунду, чтобы он сильно не расстраивался. На самом деле, Ахмад сразу подумал совсем о другом…

Загит прописан в заводском общежитии, живёт у зятя… За те несколько месяцев, что Ахмад проработал в Москве, он уже успел понять, как некоторые коренные москвичи относятся к приезжим. Он сам думал, что Анна Аркадьевна не из них, но получается, что нет. А Загит, простая душа, даже и не думает, что вот такое возможно. Ему лишь бы человек был хороший.

Увы, — думал он, — боюсь, ничего Загиту тут не светит…

* * *

В пятницу мама отпросилась на работе на весь день и осталась с Ириной Леонидовной. Посмотрев вчера на меня, они тоже стали давать малышам охлаждённые ложки и баранки. Температуры, слава богу, не было.

— Покажи зубки, — попросил я сначала одного, потом другого. Дети старательно повторяли за мной звериный оскал, научил вчера перед зеркалом. — Нету зубика? Где же зубик?

— Может, к вечеру вылезет? — улыбнулась мама.

— За сутки? Это нам очень повезёт, — скептически усмехнулась Ирина Леонидовна.

Хотел сегодня тоже остаться дома, только на собрание комсомольского актива в университет съездить. Но ближе к полудню позвонил Филатов с кожгалантерейки.

— Павел, у нас опять ЧП, — только услышав мой голос, сообщил он и, не дав мне ничего сказать, продолжил: — Пришла партия сырья на март. Это, просто какой-то ужас!

Господи! Что сейчас подумает товарищ капитан⁈ Надо как-то выкручиваться… Давай-ка я этот разговор попытаюсь под свою журналистскую активность замаскировать!

— Что, совсем ужас-ужас? — переспросил я. — На фельетон в газете потянет?

— Там не только на фельетон потянет! — раздражённо ответил директор. — Там на срыв плана потянет!

— Замечательно, Андрей Дмитриевич! — нарочито бодро обрадовался я. — Спасибо за сигнал! Я выезжаю!

И положил трубку, пока он ещё чего-нибудь лишнего не наговорил.

Вот что за люди⁈ Я им что теперь, как пробка-затычка на все случаи жизни? Хотя, с другой стороны, как ещё он мог мне о ЧП сообщить? Надо будет с ним сейчас какой-то шифр обсудить, — думал я, переодеваясь. — Есть материал на заметку, или есть материал на статью… Или, вообще, у нас материал, достойный передовицы!

Успокаивал себя и тем, что у нас сейчас самый сложный период. Переход завода на работу по-новому. Авось, когда все устаканится, он постарается сам все вопросы решать, как и положено директору.

Минут через пятьдесят Филатов в сопровождении своего зама Овчинникова уже показывал мне поступившую на март партию. Это, конечно, было совсем не то, что нам присылали раньше. Просто, небо и земля…

— Это точно из Серпухова кожа? — с сомнением спросил я, перебирая грязно-коричневые с прокрасами большие кожаные лоскуты с многочисленными дефектами и, даже, сквозными отверстиями.

— Оттуда, — ответил директор, — и отличие не только по качеству. Они не прислали в этот раз лишнего, только то, что соответствует плану.

— Что делать-то будем? — взволнованно спросил Овчинников. — Это даже третий сорт с натяжкой!.. Полное дерьмо!

— Что делать?.. Работать, — с досадой ответил я. — Отомстили нам так, значит, да?

— Получается, что так, — развёл руками Филатов.

— Работайте пока с тем, что есть, — решил я. — Вам план в каком виде спускают? Поартикульно?

— Нет, группами товаров.

— Уже легче, — задумчиво проговорил я. — Надо это безобразие пустить на самые дешёвые мужские ремни. Постарайтесь тут выбрать что-то поприличнее на женские изделия. А ключницы из остатков нашьёте, что не годятся на ремни, — показал я на отверстия в ближайшем лоскуте кожи. — А я поеду, доложу начальству…

— Столько работы дополнительной, — с досадой проговорил Овчинников.

— Надеюсь, это первый и последний раз, — развёл я руками. — Пообещайте людям квартальную премию побольше за увеличенный объём работ в марте. Они же не виновны во всей этой кутерьме…

Филатов проводил меня в свой кабинет и дал мне позвонить в райком. Договорился с Сатчаном, что сейчас подъеду, мол, есть проблемы.

А времени в обрез, мне ещё на собрание комсомольского актива в МГУ надо попасть. Позвонил на заветный телефон в таксопарк. Машину мне подали к проходной через десять минут и вскоре я уже заходил в кабинет Сатчана.

— Ну, Серпухов объявил нам войну, — покачав головой, проговорил я.

— То есть как?

— Сырье третьесортное прислали, если, вообще, не отходы. У нас на кожгалантерейке план под угрозой срыва.

— Вот так, значит! — поджал губы Сатчан. — Ну, пойдём, доложим…

Очень уж характерно он это произнёс. Видимо, ещё с прошлого раза обида на Сальникова не прошла…

Повторил ещё раз всё для Бортко, и он, выслушав меня, сразу позвонил Захарову и договорился с ним о встрече сегодня вечером.

— Это уже ни в какие ворота не лезет, — возмущённо произнёс он. — Что они там о себе возомнили⁈ Войну они нам объявили… рылом не вышли Москве войну объявлять…

— А никто с той стороны не выходил на вас? — поинтересовался я.

— Тишина, — даже не пытаясь скрыть своё раздражение, ответил он.

— Плохо… Как затишье перед бурей, — задумчиво произнёс я.

— Ты ещё скажи, что тучи сгущаются, — зыркнул он на меня.