Не в этот раз - Максим Владимов

Иногда — очень крутой уклон. Плюс — общая коммунальная бедность: снег валит если не каждый день, так через один — уж железно, ясно, что убирать его не успевают. Свежевыпавший, но не убранный, на тротуаре утаптывается прохожими, а на дороге — прикатывается колёсами машин. Потом это всё дело, чтоб не скользить, присыпают мелким шлаком, благо, этого матерьяла в нашем городе на весь Союз хватит и ещё на экспорт останется. В итоге, к весне многослойный бутерброд из льда с песком по толщине запросто может достигать метра, а всё, что таки убрали, и вовсе высится рядом двухметровыми валами. Когда это добро начинает таять, ручьи прогрызают себе натуральные каньоны, глубиной почти везде надёжно превосходя стандартный резиновый сапог, а сила течения в них запросто может свалить с ног детсадовца, а то и младшеклассника.

А теперь представьте, какой туда можно залудить кораблик! Случилось мне в «той жизни» попасть весной в относительно южный регион. Попытался организовать привычную регату, но буквально натолкнулся на стену непонимания. А те пацаны, кого всё же удалось уговорить, притащили кораблики… из скорлупы грецких орехов! И оказались в выигрыше, что характерно: их фигульки вполне себе бодро плыли, в то время как мой красавец из коры (довольно скромный, кстати, по уральским меркам — всего-то в ладошку) моментально садился на мель и из гонки бесславно выбывал. Урок: в каждой избушке свои погремушки.

Но сейчас мы тут! На Родине. Здесь и ручьи…на родном звенят, бурлят, вода такая прозрачная, что так и тянет наклониться, черпнуть ладошкой, отхлебнуть, заранее зажмурившись — холодная же до остановки сердца! Но я знаю, конечно, что нельзя — тут вся таблица Менделеева представлена. Не исключая ещё не открытых элементов. И стекает этот коктейль прямо в реку, кстати, так что, пить мы эту воду всё равно будем, так или иначе.

А ручей-то, кстати, в правильном направлении течёт, по пути! Значит, вполне можно быстренько кораблик сделать и идти уже вместе с ним, а то вон дядя Витя уже как-то нехорошо на меня посматривает.

Я решительно огляделся, выбрал самую матёрую сосну неподалёку, пробрался к ней, проваливаясь в подтаявший сугроб. Даже удивительно, как это мне до сих пор нравоучений не прилетело — хулиганю ведь напропалую! Примерился, сел на наст, высвободил ногу и отбил каблуком кусок коры. И вздрогнул, услышав внезапное: «И мне захвати тоже!».

После мы вместе, сидя на корточках бок о бок, увлечённо стачивали кору об асфальт в проталине на дороге. Водила какой-то залётной Жиги, обнаружив такое непотребство, возмущённо нам посигналил, объезжая, но наше хорошее настроение перебить было невозможно решительно ничем! А потом мы вместе, будто одноклассники, бежали за «корабликами», не разбирая дороги — и уже не только я промок по пояс. Не знаю, как дядя Витя, а я точно забыл, что он — солидный партийный функционер в годах, пример не только для сопливых школьников, но и для взрослых — рабочих, колхозников, инженеров, творческой интеллигенции и даже других солидных функционеров…

* * *

В подъезде стоило мне повернуть на лестницу, как неведомая сила подняла в воздух и, развернув, поставила на вторую ступеньку. А ничего себе он силён! Не замечал.

— Забеги сейчас домой, переоденься в сухое и спускайся ко мне, лады? Отметим, — скомандовал дядя Витя.

— Может, лучше к нам? У меня там обед в холодильнике, только разогреть, — робко заикнулся я, но дядя Витя отмёл предложение решительным жестом руки:

— Всё заготовлено, не волнуйся.

Да уж, заготовлено. Мне бы такие заготовки! Стол на кухне был уставлен бумажными пакетами и судками, довольно-таки кондового столовского вида, но пахло… замечательно. У нас уже давно был заключён рыбацкий пакт: если мы на реке вместе, то всё общее, стесняться ни к чему. Тем более — еда, потому я, не тратя времени даром, потянулся заглянуть в ближайший пакет. Колбаса, копчёная. Порезанная уже. Пахнет… рот моментально наполнился слюной.

— Ты уже достаёшь? — дядя Витя зашёл в кухню. — Молодец, тарелки возьми в шкафу. Мы же не будем тут особенно церемониться, верно? Женщин нет, так мы по-охотничьи, мечи максимум в одну тарелку, чтоб мыть потом поменьше…

— Да я помою, — заикнулся я, но был снова прерван:

— Это вопрос принципа. Ты же не возражаешь?

Я только пожал плечами. У меня вообще имеется способность не напрягаться по поводу формы еды. Особенно — на природе. Народ там парится, режет огурцы-помидоры, чё-то солит, заправляет… Отдельные эстеты даже бутерброды какие-то красивые компонуют. А мне всё это неважно: один чёрт вся еда в животе смешается. Сама. Смысл мешать заранее? Зубы есть — бери огурец да кусай.

Ну и дяде Вите это, конечно, прекрасно известно.

Пока я расставлял столовские блюда… ой, простите, ресторанные, конечно — ни в одной столовке таких изысков сроду не готовили — на столе в гостинной, между ними как-то незаметно возникла из ниоткуда бутыль Hennessy. Не какой-нибудь вам там армянский, или молдавский, прости, Госсподи. Заметив, как я пялюсь на неё обалдело, мой собутыльник подмигнул:

— Желаешь? — и тут же сам себе ответил со смехом: — Не, такое рано тебе ещё. Это я сам. Тебе там Пепси должна быть где-то, не находил?

Сотворив кривую улыбку а-ля «Спрашиваете!», я вытянул из кармана брюк бутылку 0.33.

— Ну и наливай тогда!

Через минуту, когда у обоих было и нОлито, и в тарелки понемногу набросано, дядя Витя поднял пузатую рюмку с красиво колыхающейся масляной жидкостью.

— Ну что, крестничек… Поздравляю. Не могу сказать даже, как я рад за тебя. Это первое твоё крупное достижение, настоящее. Не каждый таким похвастать может! Тем более, в твоём-то нежном возрасте. Тут надо бы предупредить, конечно, чтоб не загордился, да, уверен, этого ты ещё наслушаешься от всех и всяких… а я не буду. Просто порадуюсь за тебя! Давай! Чтоб не последняя!

* * *

Хоть и казалось, что еды — на батальон, однако, гляди ж ты — и нет почти ничего непочатого, всё попробовали. Как-то незаметно мы вдвоём уговорили больше половины закуски, а я-то, грешным делом, рассчитывал папе-маме чего-нибудь притаранить… Хотя, копчёной колбасы ещё почти полная тарелка. Ну-ка…

— Ты ешь, не стесняйся, на меня не смотри — мне её доктора запрещают, — по своему истолковал мои взгляды дядя Витя.

Он, даром, что без партнёра на коньяк, выпил больше половины бутылки, и ему изрядно захорошело. А я вспомнил свою недавнюю зарубу с