Таких не берут в космонавты. Часть 1 - Андрей Анатольевич Федин

час за урок не считали) сегодня будет физика.

Черепанов дёрнул меня за рукав.

Я обернулся.

— Пойдёшь? — спросил он.

— На физику?

— На какую физику? В раздевалку. К этим…

Лёша кивнул в сторону Ермолаевых.

— … Из одиннадцатого «Б».

Я ответил:

— Схожу, конечно. Пообщаюсь с парнями.

Черепанов шумно вздохнул.

— С тобой пойду, — заявил он.

Я хлопнул его по плечу.

Сказал:

— Ты не о том думаешь, Лёша.

Указал пальцем на спины Ермолаевых.

— Эти товарищи не стоят твоего внимания, — сказал я. — Думай о важном.

— О чём?

— О глазах нашей старосты, конечно. Иди за мной.

Я развернулся и зашагал в класс. Слышал, как шаркнул по полу подошвами поспешивший за мной Черепанов.

В классе я первым делом взглянул на намывавшую доску дежурную. Посмотрел на пустовавший сейчас учительский стул. И лишь после этого обратил своё внимание на Надю Степанову, когда уже вплотную подошёл к её парте. Степанова тоже меня увидела — запрокинула голову. Я улыбнулся. Потому что её глаза сейчас (в свете ламп) сверкали подобно драгоценным камням.

— Fräulein Надя, — сказал я, — ты сегодня прекрасно выглядишь. Впрочем, как и всегда.

Степанова неуверенно улыбнулась — будто заподозрила в моих словах подвох.

— Спасибо, — сказала она. — Ты… тоже.

— Подскажи-ка нам, Наденька, какое у тебя отчество?

Степанова растеряно моргнула. Она заглянула в глаза мне. Затем переместила взгляд на сопевшего в шаге позади меня Черепанова.

— Мальчики, а… зачем вам это?

Я поднял руки и заявил:

— Ничего криминального, Наденька. Не переживай. Мы с Алексеем Михайловичам поспорили…

Я развернулся, положил руку на плечо хмурившему от смущения брови Черепанову.

— … Кто правильно угадает твоё отчество.

Я улыбнулся и попросил:

— Разреши наш спор, Надежда. Докажи, что интуиция гениальных математиков ничем не лучше, чем интуиция простых смертных.

Степанова перевела свой взгляд с моего лица на лицо Алексея — безошибочно определила, кто из нас тот самый «гениальный математик».

— Ивановна, — сказала она.

Я резко вскинул руки, переспросил:

— Ты не обманываешь?

Степанова покачала головой.

— Нет. Я — Надежда Ивановна Степановна.

Она снова взглянула на Лёшу, поинтересовалась:

— Кто из вас угадал?

Я покачал головой и заявил:

— Победила математика, разумеется. Мне казалось, что ты Надежда Петровна.

Надя снова улыбнулась и покачала головой.

— Нет. Надежда Петровна — это Надя Веретенникова.

Я снова хлопнул Черепанова по плечу и сказал:

— Наслаждайся победой, математик.

Я поблагодарил Надю и пошёл к своей парте. Уселся на лавку — рядом со мной примостился Алексей.

— Зачем тебе её отчество? — шёпотом спросил он.

— Чтобы ты снова рассмотрел её глаза, — ответил я.

У нас над головами продребезжал звонок.

Мы снова поднялись на ноги, потому что в класс вошла Лидия Николаевна.

— Guten Morgen, Jungs! — сказала учительница немецкого языка.

— Guten Morgen, Лидия Николаевна! — ответили мы хором.

* * *

— … Wir sind froh, dass wir in Frieden leben können… — говорила Лидия Николаевна.

(…Мы счастливы, что можем жить в мире…)

«Эмма, найди мне информацию о Надежде Ивановне Степановой, окончившей в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году сорок восьмую школу в городе Кировозаводск».

«Господин Шульц, Надежда Ивановна Степанова родилась…»

— … Wir wissen aber, wie teuer unser glückliches Leben erkämpft werden ist… — вещала учительница.

(…Но мы знаем, как дорого обошлось завоевание нашей счастливой жизни…)

Я вполуха слушал рассказ Лидии Николаевны — основное внимание сосредоточил на той информации, которую мне приятным и привычным голосом озвучивала моя виртуальная помощница.

Эмма сообщила, что в известном мне будущем Надя-маленькая окончила школу с золотой медалью. Поступила в Кировозаводский государственный университет на физико-технологический факультет. Окончила обучение с красным дипломом. Отучилась в аспирантуре. Работала в Кировозаводском университете на кафедре реакторных материалов и физических технологий. В двухтысячном году стала заведующей кафедрой. Трудилась в этой должности до выхода на пенсию.

«Заведующая кафедрой реакторных материалов и физических технологий», — мысленно повторил я.

Посмотрел на затылок Нади Степановой.

«А на вид и не скажешь. Обычная девчонка. С красивыми глазами».

* * *

После урока я не задержался в классе — в сопровождении Лёши Черепанова пошёл к спортивному залу. Ещё из вестибюля я увидел, что в коридоре около окон (напротив входа в раздевалку) нас дожидалась троица актёров из одиннадцатого «Б» класса. Сергей и Семён Ермолаевы о чём-то рассказывали своему хмурому приятелю (будто два тренера перед боксёрским поединком). Тюляев следил за нашим приближением, скрестив на груди руки. Кивал в ответ на слова приятелей. Не спускал глаз с моего лица.

— Вася, не забывай: Тюлин батя — начальник нашего отделения милиции, — напомнил мне Черепанов. — Ты это… поосторожнее. Ладно?

Я кивнул и заверил Алексея, что «всё будет хорошо».

Мы подошли к одиннадцатиклассникам.

Ермолаевы замолчали, оценивающе оглядели меня с ног до головы. Геннадий смотрел мне в глаза, будто на дуэли взглядов перед бойцовским поединком.

— Пописать не забыл, москвич? — спросил Ермолаев в сером свитере. — Нето намочишь свои модные штаны.

— Будешь вонять на уроке, — добавил его брат.

— Как бы вам вонять не пришлось! — воинственно заявил Черепанов.

Я заметил, как он сжал в руке ручку портфеля — будто готовился к бою.

— Помолчи, Черепушка! — хором ответили Лёше Ермолаевы.

Я шагнул к Тюляеву — тот вытянулся, но его глаза всё же остались на пару сантиметров ниже моих.

Геннадий сжал челюсти.

— Ну, и? — сказал я. — Что дальше?

Не мигая, смотрел Геннадию в глаза.

Тот скривил губы (и усы), процедил сквозь стиснутые губы:

— Поговорим?

— Если ты настаиваешь, — ответил я.

— Настаиваю.

— Тут?

Тюляев мотнул головой — указал на чуть приоткрытую дверь.

— В раздевалке, — сказал он.

— Давай. Пока перемена не закончилась.

Я вручил Черепанову свой портфель.

Сказал ему:

— Жди здесь.

Тюляев распахнул дверь, жестом пригласил меня в раздевалку. Я прошёл туда первый, вдохнул ароматы грязных носков. Не задерживаясь, прошёл почти до двери в спортивный зал, остановился в трёх шагах от неё. Обернулся. Увидел, как Тюляев снял с себя пиджак, повесил его на вешалку. Гена демонстративно засучил рукава рубахи, медленно двинулся на меня; будто бы считал, что «давит» мне на нервы. Я улыбнулся, пошёл ему навстречу.

Примерно в середине комнаты мы встретились. Замерли в двух шагах друг от друга.

— Никаких жалоб