Военкор 2 - Михаил Дорин

Самая настоящая осень в Москве с пожелтевшей листвой.

Сначала Казанов молчал. Шёл рядом, держа руки за спиной, как на обычной прогулке. Я ждал и не торопил его.

— Дорохина сдал один из наших, — наконец, заговорил он. — Вернее, уже не наших. Его давно завербовало ЦРУ. Американцы хотели одного — втянуть нашу армию в эту войну глубже и подорвать всё, что мы там строим. Им нужно было представить, в том числе и в прессе, что наша армия несёт огромные потери и вообще занимается зверствами. Отсюда и неоправданные операции, ужасное планирование и полное отсутствие компетентности. Дорохин как раз и отслеживал, что чем хуже работает командир подразделения, части, бригады, то тем выше его двигали. А грамотных сливали. Вот такая петрушка, Алексей.

— Значит, предательство было наверху.

Казанов кивнул.

— Да. И Дорохин стал жертвой этой игры. Но он лишь мелкая сошка.

Я почувствовал, как внутри холодеет. Наша же внутренняя гниль, проданная врагу.

— Спасибо, Виталий, — сказал я тихо. — За честность.

Казанов помолчал, прежде чем продолжил.

— Так что, Лёша, там сейчас идёт серьёзная зачистка. Кадры проверяют жёстко, летят головы. И твоё присутствие в Афганистане сейчас будет нежелательным. Ты слишком много видел, и слишком многие могли захотеть сделать так, чтобы ты… развидел.

Когда мы вернулись к машине, Казанов протянул руку, давая понять, что разговор закончен.

— Удачи, Алексей. Водитель вас отвезёт домой.

Я пожал руку Казанову крепко.

— А вы?

— Знаете, есть у каждого человека места, где ему спокойно. Хочется прогуляться и подумать.

Я кивнул, но решил переспросить Виталия.

— И у вас такое место Чистые пруды?

Казанов похлопал меня по плечу и глубоко вздохнул.

— Нет. Я больше Крым люблю.

Март 1985 года, Москва, редакция газеты «Правда».

Вечер выдался длинным, и в редакции остался только я, да вахтёр на первом этаже. За окнами гудела Москва — редкие машины, далёкий звон трамвая, приглушённый шум города. А у меня перед глазами были не фонари, а горы Афганистана и пыльные улицы Бейрута.

Я сидел за своим деревянным столом, исцарапанным временем, и грохотал по клавишам «Агат-9». Я уже несколько часов не отрывался от работы. Рядом остывал чай — крепкий, горький, с тёмным налётом на стенках стакана.

Я писал книгу. Не отчёт для редакции, не официальную сводку, а книгу о том, что видел сам. Все эти игры наверху, интриги и распоряжения — пусть ими занимаются генералы и политики. Меня интересовало другое — простые солдаты. Парни, с которыми я ел из одного котелка, делил сухпай, шёл в колонне под обстрелом.

Без них нет ни войны, ни победы. Всё держится на их усталых руках и вере, которая иногда сильнее пуль.

Я вспоминал тех, кто в Ливане и Сирии выводил раненых из-под миномётов. Тех, кто на афганских тропах падал от жажды и снова вставал.

Я хотел, чтобы их помнили. Такими, как они были — живых и настоящих. С потом на лицах, с усталостью в глазах…

Слова ложились тяжело, но честно. Я бил по клавишам, и в голове звучали не мои фразы, а их голоса. Я писал о том, как они матерились на жаре, как делили последний сухарь, как смеялись, когда было уже не до смеха. Мне хотелось, чтобы на этих страницах осталась не война как сводка, а война как жизнь. Настоящая, без прикрас.

Я потянулся к стакану, сделал глоток. Чай был холодный, металлический на вкус, но он помогал не уснуть. Я откинулся на спинку стула и долго смотрел на лист, где строчка за строчкой оживала моя память.

Эта книга должна была стать их голосом. Моим долгом перед ними.

Стук в дверь вывел меня из оцепенения. Я поднял глаза от машинки, прислушался. Часы на стене показывали почти час ночи.

— Войдите, — сказал я.

Дверь приоткрылась, и в проёме появился Казанов. Спокойный, собранный, будто день у него только начинался, а не заканчивался. Ещё и с портфелем. Он улыбнулся краешком губ.

— Мой друг, я рад тебя приветствовать. И ты явно не против, чтобы я вошёл, — улыбнулся Виталий.

— Что вы, как я могу. Тем более что вы уже вошли, — ответил я, поднимаясь со своего места и протягивая руку Казанову.

Виталий, положил портфель на стул, осмотрел интерьер кабинета и удивился наличию здесь современных устройств.

— У вас стоит «Агат-9»? Дорогой компьютер, — покачал головой Казанов.

— А вот сюда посмотрите, — указал я на другой девайс, но он не сильно удивил Виталия.

— Принтер «Электроника». Я слышал, что их планировали выпускать немного позже, но всё сложилось лучше.

Действительно. Когда я узнал, что первый советский принтер появился на свет, настоял, чтобы они появились у нас. Отрадно, что этот принтер появился не в 1989 году, как это было, а намного раньше.

— Страна развивается, Виталий Иванович.

Я откинулся на спинку стула, потёр глаза и предложил чай. Но Казанов отказался.

Виталий прошёлся по кабинету и подошёл ближе, скользнул взглядом по столу, на котором лежали стопки бумаг.

— Книгу пишете?

— Да. Мемуары, если так можно назвать.

Виталий кивнул и направился к двери. Он повернул замок. Щелчок раздался громко в ночной тишине редакции. Казанов запнулся на секунду, будто сам себе объяснял, зачем это сделал. А я сразу понял, что разговор у нас будет не для чужих ушей.

Он повернулся ко мне и сел напротив, сложив руки на коленях. Его взгляд был прямым, но за этой прямотой чувствовалась тяжесть того, что он собирался сказать.

— Ну как вы устроились, Алексей?

— Знаете, Виталий, а вы уж точно знаете, мы с Юлей заявление подали. Свадьбу решили не откладывать. А сестра моя теперь в школе работает, историю преподаёт. Всё вроде как входит в привычное русло. Работа, дом, люди рядом.

Казанов слушал внимательно, периодически кивая.

— Рад за вас, — сказал он. — Но вот скажи… не думал ли вернуться? Поработать со мной на одном из направлений? Люди твои качества ценят, опыт у тебя особенный.

— Виталий Иванович, пожалуй, пока не хочу. Хочется пожить для себя. Я Юле обещал. Да и книгу ещё не написал.

Казанов усмехнулся едва заметно.

— Обещание — это святое. Тем более любимой женщине.

Я наклонился вперёд и посмотрел в глаза Виталия.

— Либо ты прямо сейчас скажешь, что нужно и что на самом деле