Александр. Том 3 - Олеся Шеллина

и сгорел. Сейчас всё запишу, как есть, и отправлю Ивану Саввичу, пусть порадуется, что начинает работать его детище.

Марков улыбнулся и несильно стукнул Илью по плечу. Ему не было особого дела до погорельцев. Сколько таких вот, почитай, каждый день появляется. Всех жалеть — жалелки не хватит. А вот то, что система, придуманная Горголи, работает, и что пожар не распространился дальше — это очень хорошо, просто отлично!

Илья огляделся по сторонам. Слуги увели Дашу в карету: Матрёны не видно, наверное, утешает свою госпожу, а Сева о чём-то тихо разговаривал с возницей, который привёз их сюда. Илья ещё раз огляделся и увидел следователя Крынкина, того самого, который расследовал дело об ограблении Даши.

— Лев Фроймович, — Скворцов махнул рукой и подошёл к Крынкину. — Быстро вы здесь оказались.

— Так ведь сообщение пришло одновременно и в городскую управу, и Игнату Семёновичу, — ответил следователь. — Николай Петрович как услышал, чей дом горит, так меня сразу сюда и направил, говорит, что на одну бедную вдову не может столько напастей свалиться случайно.

— А где этот, отпрыск покойного мужа Дарьи Ивановны? — Илья тоже не думал, что этот пожар — случайность.

Здесь не нужно было обладать феноменальным нюхом Архарова, чтобы понять: кто-то сильно невзлюбил Дашу, раз пошёл на такие меры. Шутка ли, пожар устроить. А если бы Горголи в служебном рвении не преуспел и не наладил пожарную службу так, что не допустили пожарные распространения огня? Пол-улицы бы точно сгорело, пока бы пламя остановили. За такое на кол надо сажать. Не удивительно, что Архаров засуетился, вон Крынкина сразу на место пожара прислал.

— Понятия не имею, — после почти минутного раздумья ответил Крынкин. — Штраф заплатил две недели назад, и отпустили его. Да не переживай, Илья Афанасьевич, найдём и спросим со всей строгостью. Я-то тоже на Петра Афанасьевича сразу подумал, — он махнул рукой. — Как что-то узнаю, сразу же весточку пришлю.

— Хорошо, буду ждать, — Илья посмотрел на дом. — Ничего оттуда уже не вытащишь?

— Да кто же его знает, может, и сохранилось что, — Крынкин покачал головой. — Жар до утра точно не даст подойти. Ну а там можно будет и покопаться на пепелище, пока людишки не помогут, да не растащат всё, что только можно унести.

— Ладно, поеду я. Государю доклад сделаю, — и Илья пошёл к карете.

Ему предстояло не только доклад сделать, а ещё и упросить Александра Павловича позволить Даше пока во дворце остаться. Да хоть в его комнатах. Он же как секретарём стал, так ему сразу две комнатки выделили. Небольшие, но и этого бывшему слуге казалось много. Сам-то Илья неприхотлив, он и в приёмной сможет временно расположиться. Думать об этом пока не хотелось, нужно Дарью в тепло увезти, а там уж и делами заняться.

Бобров окинул погорельцев внимательным взглядом и посмотрел на Скворцова. Илья понял его без слов.

— Дом у Дарьи Ивановны сгорел, Юрий Александрович, — тихо сказал Илья. — В моих комнатах пока побудут они, а там, как его величество прикажет.

— Ладно, — Бобров недовольно нахмурился. — Предупреди, чтобы из комнат не выходили. Я гвардейца в то крыло отряжу, чтобы проследил.

— У Дарьи Ивановны есть допуск во дворец, — всё так же тихо произнёс Илья.

— А у слуг — нет, — отрезал Бобров. А потом добавил, чуть смягчившись. — Да не переживай, не выгонят на улицу твою протеже. Чай, не зверь государь, — Илья только кивнул и пошёл устраивать своих нежданных гостей.

* * *

Сегодняшнее утро началось со скандала. За завтраком мать не дождалась даже, пока мы все рассядемся на своих местах, начав сразу же обвинять меня во всех смертных грехах.

— Александр, — она вперила в меня почти ненавидящий взгляд. — Почему вы выгнали половину моих фрейлин? Даже не посоветовавшись со мной?

— Потому что я не собираюсь советоваться с вами в этих вопросах, матушка, — сухо ответил я, беря в руку ложку. — И не нужно драматизировать, я не отстранил от должности ни одну женщину, находящуюся подле вас. Приказ касается только тех дам, которые почему-то числятся вашими фрейлинами, но сами предпочитают находиться где угодно, но только не при дворе. А чаще всего даже не в России. Как, например, очаровательная Екатерина Семёновна Воронцова. Я же её впервые увидел, когда зашёл к Елизавете Алексеевне, чтобы узнать, что происходит и почему вопли из её гостиной до моего кабинета долетели.

— Вы постоянно утрируете, Александр, — Мария Фёдоровна поджала губы.

— Нет, матушка, я всего лишь констатирую факт. Если уж на то пошло, то ваши фрейлины должны наши взгляды радовать, а не взгляды английского двора. У короля Георга своих фрейлин для этого хватает, — отрезал я, приступив к завтраку. Но мать было уже не остановить.

— У меня складывается очень неприятное ощущение, Александр, что вы решили в итоге оставить меня вообще без двора, — процедила Мария Фёдоровна, а я сжал в руке вилку.

— Знаете, матушка, Костя тоже задал мне однажды подобный вопрос, — медленно ответил я. — Речь тогда шла о его адъютантах. Вы же в курсе, что меня хотели убить в его Мраморном дворце, и только решительные действия Зимина не позволили случиться непоправимому…

— Костя рассказал мне всё! — воскликнула мать. — Никто не хотел вас убивать, тем более этот несчастный, которого застрелил ваш Зимин!

— Мы этого не знаем, — мы смотрели друг другу в глаза, словно сидели за столом одни. Все остальные молчали, а Строганов вообще боялся пошевелиться, чтобы не привлечь к себе внимания. — Что касается ваших фрейлин, мы не знаем, чем они занимаются, когда по заграницам разъезжаются. Может так случиться, что они шпионят за всеми нами. В этом Александр Семёнович обещал мне разобраться самым тщательнейшим образом.

— Дожились, — мать прикрыла рукой глаза. — Я никогда не думала, что вы сдержите своё обещание, высказанное в порыве чувств, и действительно натравите на двор своего мерзкого Макарова. — Она резко встала. — Я что-то не голодна, прошу меня извинить.

Я не стал её задерживать, просто проводил пристальным взглядом, как вдовствующая императрица выходит из столовой. Чего она добивается, я не понимаю. Неужели до сих пор не поняла, что к решению важных вопросов я её не допущу. К дельному совету прислушаюсь,