Физрук: на своей волне - Валерий Александрович Гуров

— В общем так, — заговорил он. — Эти… согласны компенсировать ущерб и… накрыть поляну.

— Как понимаю, заявление забрали? — я вскинул бровь.

Опер медленно кивнул.

— Никакого заявления больше не будет.

— Сразу бы так, — ответил я сухо.

На секунду мент замялся, будто хотел что-то добавить. Зажевал губу, переступил с ноги на ногу и наконец выдал:

— Нехорошо получилось… Вы правы.

Я отметил про себя перемену: он больше не «тыкает», а обращается на «вы». Уважение сквозь зубы, но уважение. Значит, понял, куда дорога ведёт.

— Ладно, иди уже. Только в следующий раз помни, что ты не работаешь, а служишь.

Переходить с ним на «вы» я точно не собирался.

— А ножичек я себе оставлю, — улыбнулся я кончиками губ.

Мент ничего не ответил. Только дернул уголком рта и отвернулся. Кивком подозвал директора:

— Алевтина, подойдите, пожалуйста.

Управляющая подошла, в её взгляде ещё оставалось напряжение.

— В общем, — начал опер, подбирая слова, — после проведённых следственно-оперативных мероприятий было установлено, что виновники — вот эти молодые люди.

Он указал на хулиганов.

— Заявление они писать передумали… и если вы не против, давайте на них тоже писать не будем. Я сделаю вид, что не видел вашего заявления… — выдал он. — Не хочется молодым ребятам жизнь ломать.

Я понимал, почему он так юлит — дядя одного из упырей, видимо, всё-таки имел реальный вес. И за этих дурачков оперку придётся оправдываться перед этим самым дядей.

Алевтина прищурилась, услышанное ей явно не понравилось.

— Вот вы этим молодым жизнь ломать не хотите. А школьникам и их преподавателю ломать хотели?

Мент замолчал. Слова застряли у него на языке — потому что возразить было нечего.

Я решил вмешаться:

— Всё правильно, Алевтина. Пусть компенсируют ущерб, и вопрос закрыт. А заявления с девочками заберите.

Она внимательно посмотрела на меня, поколебалась, но всё-таки кивнула.

— Ладно…

— Тогда посчитайте убытки, — попросил мент, изо всех сил стараясь говорить так, чтобы голос звучал официально.

— У нас уже всё подсчитано, — ответила Алевтина. — Двадцать тысяч рублей.

Опер кивнул и замахал рукой, подзывая упырей. Те подошли сразу, опуская в пол глаза.

— Так, ну что, правонарушители, — начал мент, смеряя упырей взглядом. — Слово вам.

Шакалы по-прежнему смотрели в пол.

— Мы… — забубнил один из уродов, сбивчиво. — Мы неправильно себя повели… теперь нам за это очень стыдно… простите нас, пожалуйста… Если надо, мы даже извинения на камеру снимем…

— На камеру не надо, — перебил я. — Главное, что глаза в глаза извинились. Этого достаточно. А теперь двадцатку компенсации магазину — и всё будет путём.

Они засуетились, достали деньги.

Купюры слегка дрожали в руках. Директор взяла деньги, пересчитала, посмотрела на меня и молча убрала в папку. Потом забрала своё заявление, сложила и тоже спрятала в папку. То же самое сделали девчонки-продавщицы.

— Всё, — заключила управляющая.

Я перевёл взгляд на хулиганов.

— Перед девчонками не забудьте извиниться.

Те переглянулись, потом неуверенно подошли к продавщицам и Ане. Мямлили, распинались. Один из них, видимо самый хитрожопый, попытался извернуться и показал пальцем на Аню:

— Мы… мы видим, вам очень идёт это платье… мы готовы вам его купить…

— Иди уже, покупатель, — холодно отрезал я. — Без тебя разберёмся.

Аня только фыркнула, отвернувшись. Девчонки-продавщицы улыбнулись — в их глазах было больше презрения, чем прощения.

Я снова посмотрел на хулиганов.

— Самое тяжёлое осталось, — сказал я. — Перед пацанами извинились, руку пожали.

Упыри сглотнули, втянули головы в плечи и подошли к моим ученикам. Для хулиганов эта часть действительно была тяжелее и сложнее всего: сломать гонор и пожать руки тем, кого они считали школотой. Но благо мои ученики не стали чинить препятствия и пожали руки.

Когда «представление» закончилось, я подозвал упырей к себе.

— Запоминайте, — жёстко заговорил я. — В этот раз вам всё сошло с рук. Но в следующий раз может и не сойти.

Быдло молча кивало, возражения не последовало, а я перевёл взгляд на их основного боевика.

— И если ещё раз нож достанешь, готовься к тому, что он у тебя в пузе окажется.

Его глаза бегали.

— Виноват… — пробормотал он.

Он набрался мужества и протянул руку. Другие тоже подтянулись.

— Готовы накрыть поляну… или… можем деньги перевести, — сказал один.

— Поляну накройте, — отрезал я.

— А можно деньгами? — вдруг вставил один из моих учеников.

Я покосился на него. В моё время именно накрытием поляны закрывались подобные вопросы. Нет, деньги тоже можно было взять, но именно поляна, вернее её размер и цена, определяли искренность извинений.

Впрочем лично для меня это было не столь принципиально. Хочет молодёжь деньги — пусть берут деньгами.

— Ладно. Деньгами, так деньгами, — согласился я. — Переводите, как вы там переводите. И ещё, пацаны, подумайте на досуге вот над чем… дядю вашего пожалейте, что он в такие ситуации впрягаться должен за вас, дураков. Нет-нет, а ему по шапке прилетит.

Упырь, тот самый «племяш», вздрогнул, видно было — слова дошли.

— Подумаю… — шепнул он.

Потом снова протянул руку. Я пожал крепко, глядя в глаза.

Минута — и бабки улетели на карточку одному из моих учеников. Хулиганы, побитые, с опущенными головами, медленно двинулись к выходу. Думаю, что урок они усвоили: в следующий раз хотя бы будут сначала думать, а потом делать. Хотя, конечно, так просто дурь из горячих голов не выбить. Это я тоже хорошо понимал.

Когда они ушли, я повернулся к директору.

— Алевтина, заявление не надо пока выбрасывать. Пусть полежит в папке. Вдруг ещё всплывёт какая-то ситуация.

— Хорошо, — сразу согласилась она, а потом посмотрела на меня оценивающе. — Знаете, Владимир Петрович, вам очень идёт эта одежда.

Она кивнула на одежду, которую я так и не снял после всей катавасии. Тоже, блин, решал вопросы с висящими бирками!

— От лица торгового центра, в качестве искренних извинений и глубочайшей благодарности, я хочу подарить вам этот комплект. Совершенно бесплатно.

Я окинул себя взглядом и, усмехнувшись, покачал головой.

— Спасибо, но за себя я заплачу. Пусть девчата-продавщицы выберут себе платьишки. И Аня тоже.

Продавщицы переглянулись, глаза у них загорелись. Аня прикусила губу от неожиданности, потом всё же улыбнулась. Все трое радостно пошли по рядам выбирать себе