Физрук: на своей волне - Валерий Александрович Гуров

Мерзавец.

Изначально я вовсе не хотел усугублять конфликт и тем более не хотел втягивать ментов. Думал дать по рукам и разойтись. Как известно, после драки кулаками не машут. Но эти кобели настолько уверены в своём влиянии — в «дяде», в связях, в том, что закон работает на них, — что играть по честным правилам бесполезно.

— У вас всё нормально? — хмыкнул мент, подходя ко мне.

— Голова чешется, нервное, наверное? — я пожал плечами.

Мент держал в руках заявление хулигана.

— Сочувствую, но вам похоже придётся ещё понервничать, молодой человек. Не рекомендую больше так дёргаться, а то я ведь могу и как угрозу расценить.

— Я не сомневаюсь, что вы можете.

— В общем, смотри… заявление на тебя написано. — Он кашлянул и перешёл на официальный тон, начав зачитывать заяву. — «Я, Козлов Ратмир Игоревич…»

Я с трудом сдержал смешок. Блин, фамилия какая говорящая — Козлов. Тут и комментировать нечего. А вот имя… Ратмир. Имя-то достойное, редкое, сильное. Такой недостойный человек носить его права не имеет. Для него больше подошло бы другое имя, попроще… Мудозвон, например.

Мент тем продолжил читать: — «Будучи на территории мага… маго…» — он запнулся: — Пфу ты, мать его…

Я молча наблюдал. Видно, что Козлов был, похоже, не только туп, но и безграмотен. Ему бы смайлики рассылать в телефоне, а не заявления строчить.

Мент, недовольно дёрнув плечом, продолжил чтение. Текст был ожидаемо кривой: много пафоса, мало смысла. Но я заранее приготовился к тому, что услышу, и не удивился ни слову. Всё шло именно по тому сценарию, который я и предвидел: они валят всё на меня и пацанов.

Наконец мент сложил бумагу, посмотрел прямо на меня и холодно сказал:

— Ну что… у меня есть основания подозревать вас в совершении преступления по статье 162.2 УК РФ — Разбой, совершённый группой лиц по предварительному сговору, а равно с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия, вешаешь? — усмехнулся я; состав статьи у меня отлетал от зубов.

Нет, сам я по такой статье не привлекался, но у пацанов в девяностых разные ситуации бывали. Вот и приходилось побегать и по ментовкам, и по местам не столь отдалённым. По сути, состав УК я на зубок знал.

Оперок посмотрел на меня с заинтересованностью, мелькнувшей в глазах.

— Наказывается лишением свободы на срок до десяти лет со штрафом в размере до одного миллиона рублей или в размере заработной платы или иного дохода осуждённого за период до пяти лет либо без такового и с ограничением свободы на срок до двух лет либо без такового, — закончил он зачитывать статью, которую мне вменяли.

Кстати, всё это он зачитывал с экрана телефона.

— 162.2 у нас арестная статья, так что прошу вас последовать. Вы задержаны, — заключил оперок.

— Погоди, мент, — отрезал я так, чтобы он понял, что разговор ещё не закончен. — Ты сначала все стороны выслушай.

Он вскинул брови, смотря на меня как на человека, который не знает о чём говорит:

— Ты о чём? Какие ещё стороны?

И в этот момент к нему подошли продавщицы и Алевтина. Каждая держала в руках заявление.

— Вот, например, эти, — кивнул я в их сторону.

Администраторша первой протянула заявление оперу.

— Вот, пожалуйста, мы написали. Прошу принять.

За ней подтянулась курносая продавщица и вручила свой лист менту.

— Да. Мы не дадим в обиду нашего Владимира. Он настоящий мужчина! — выпалила она.

Мент заскользил глазами по строчкам. На лице его промелькнуло раздражение, смешанное с замешательством.

Я кивком дал понять продавщицам, чтобы отошли в сторону — пусть постоят, посмотрят, но не мешают. Когда рядом красивые бабы и молодой мент, это всегда лишний раздражитель. Такому важно выглядеть круто.

Так что пусть постоят в сторонке — я с этим понторезом поговорю по-взрослому один на один.

— Лейтенант, — начал я. — Тебе, похоже, надо по закону напомнить, что тут происходит? Раз ты сам не врубаешься.

Мент покосился на камеру, видимо прикидывая, пишется ли звук. В глазах мелькнуло недоумение, потом раздражение.

— Ты как разговариваешь с представителем власти? — процедил он, стараясь голос поднять, чтобы вернуть инициативу.

Я улыбнулся, наблюдая за его попытками.

— Не старайся, дружочек. Здесь звук не записывается.

Я внимательно наблюдал за его реакцией. Этот экземпляр в погонах явно мнил о себе, как о вершителе судеб.

— Слушай, ты, похоже, думал, что если на себя погоны повесил, то тебе всё позволено? — продолжил я, переходя в более жёсткий тон. — Что все перед тобой на цыпочках будут скакать? Ни хрена. Погоны — это не только власть. Это и ответственность, и обязанности. Ты это слышал вообще когда-нибудь?

В уголках глаз мента промелькнуло что-то похожее на страх — не передо мной как человеком, а перед ситуацией.

— Ты как говоришь… — выдавил он.

— А ты прочитай заяву этого охломона, по которой ты мне статью шьёшь. Самому не стыдно такими вещами заниматься?

Девчонки, застывшие чуть в стороне, смотрели на нас настороженно.

Мент открыл рот, потом прикрыл его снова. Его пальцы вцепились в папку.

— Разбой — это открытое хищение имущества общественно-опасным способом с применением насилия или угрозой насилия, опасного для жизни или здоровья, — проговорил я. — Тут тебе телефон не врёт. Вот умысла похитить имущество тут не было. Ножик я забрал в рамках пресечения хулиганских действий, понятно изъясняюсь?

Я кивнул в сторону продавщиц и Алевтины.

— У меня свидетели, а у тебя — их заявления на руках. И, главное, есть запись с камер.

Мент резко повернулся к Алевтине.

— Изымаем все записи камер для проверки…

— Дружище, — перебил я. — Зря стараешься. Запись с камеры уже снята на мой телефон.

Лицо мента мгновенно изменилось, и уверенность сдулась.

— А то что ты делаешь сейчас, тебя как служителя порядка не красит. Ты думал, что за пацана меня надо держать?

В ответ я лишь услышал скрип его зубов.

— Если ты так за охломонов переживаешь, то пойди и расскажи им, какие перспективы им откроются по уголовке, — я кивнул в сторону хулиганов. —