Сага о Рорке - Андрей Львович Астахов

мой народ, были христианами. Потом наши земли захватили франки, вестготы, гермундуры, и все они тоже были христианами.

- Аргальф, о каком седом воине ты говорил?

- Посмотри сюда, - банпорский король показал на стол с деревянными фигурами на нем. – Когда-то я обрел родственные души, попав в Ансгрим. Зов родной крови и предсказания друидов привели меня туда, где во власти чар пребывали мои братья, семь воителей, в чьих жилах течет кровь Люпа. Наши жрецы много веков назад предвидели, что наступят времена, когда мой народ будет гоним и большая его часть будет истреблена. Во время нашествия ромеев вожди семи колен нашего народа пришли к жрецам и потребовали благословить их на битву. Но жрецы попытались отговорить их. Вожди не послушались и начали войну. Поначалу успех сопутствовал им, люди не могли сражаться с потомками Люпа на равных. Но римляне применили против моего народа магию – их жрецы – понтифики заключили союз с тайными восточными сектами, поклонявшимися зверодемонам. Запретная магия позволила римлянам одолеть мой народ. Поле битвы тогда покрылось телами убитых, и красные ручьи текли по нему. Спаслись лишь семь вождей, которых жрецы укрыли в святилище Люпа в Ансгриме, погрузив в волшебный сон, - Аргальф улыбнулся, но улыбка была жестокой и вызвала у Ингеборг страх. – Я пробудил воителей, и они стали моими братьями и баронами. Никто из смертных не может противостоять им, кроме…

- Кроме Седого воина?

Аргальф кивнул.

- Но почему он так опасен?

- Победив семерых воителей, он победит и меня. Ему сопутствует Сила.

- Какая Сила?

- Сила древних богов Севера. Седой воин не просто человек. В его жилах течет кровь Белого волка Одина.

- Значит, он норманн? – Ингеборг почувствовала, как кровь волной прилила к ее голове.

- Он сын норманна, но не норманн. Он сын человека, но не человек.

- Что это значит?

- Так говорят пророчества, - Аргальф нежно сжал пальцы Ингеборг в своей ладони. – Но хватит о нем. Вот алтарь моих предков, Священный Круг Люпа. Здесь я почитаю древних богов и приношу им жертвы. Видишь, даже у меня есть святое место. Скоро я начну поход, который решит исход войны. Время его предопределено, и я ничего не могу изменить. Ты связана со мной, Ингеборг. Ты покорила мое сердце. Поклянись у алтаря моих предков, что останешься со мной, как бы не обернулось дело.

- Клянусь, - Ингеборг коснулась губами губ банпорца.

- Клянись, что будешь со мной тогда, когда я вынужден буду причинить тебе боль и пролить твою кровь.

- Моя кровь принадлежит тебе. Клянусь!

- Ты пойдешь против своего народа.

- Мне все равно. Ты – мой народ!

- Боги, как я люблю тебя! Я сделаю тебя королевой всего мира.

- Не хочу быть королевой. Хочу быть твоей служанкой, наложницей.

- Постой, - Аргальф сорвал с шеи Ингеборг серебряный крестик на цепочке, который она привычно носила много лет и продолжала носить после встречи с Аргальфом, опустил его в чашу на столе. – Твоя жертва будет угодна моим богам.

- Если ты хочешь.

- Рассвет уже близко, - сказал Аргальф, заключая королеву в объятия. – Сегодня я пошлю войско на Луэндалль. Я убью седого воина и покончу с потомками погубителей моего народа. А потом я буду с тобой, и ничто нас не разлучит.

- Ты мой король. Я обожаю тебя.

- Я забрал у тебя твоего Бога, но хочу подарить тебе это, - Аргальф надел на палец Ингеборг кольцо с голубоватым аквамарином. – Этот камень, повторяющий цвет твоих божественных глаз, отныне твой талисман. Он соединит нас. Ты станешь восьмым воином в моей свите. Твоим гербом будет Дракон, ибо в месяц Дракона ты была рождена. Я добавлю в твой герб два Сердца – твое и мое. Пусть уделом нашим будет или смерть, или счастье.

- Или смерть, или счастье, - словно в трансе повторила Ингеборг. Её сознание вдруг начало мутиться, и ей показалось, что деревянные химеры на столе ожили и показывают ей красные языки. – Или счастье, или смерть…

Она сама подставила руку, и Аргальф провел по ней острейшим ритуальным ножом. Тяжелые капли крови упали в чашу на столе. Аргальф говорил, она повторяла нараспев, и странные слова оживали в ее сознании помимо ее воли, будто она всегда знала таинственный язык, на котором говорит банпорский король:

- Таскаи-ноа аттем-те-маи, таскаи ве сахан аури, вее, вее ахаи, дохан аэ фархана – те – маи, воа сей, воа сей, те мера гихан шадбаи хатон, арсан таскаи – ноа сахан аури!

Башня дрогнула до основания, пламя свечей заколебалось, и одна из них потухла. Ветер ворвался в каменную трубу, подняв облако пепла и завывая, точно волк. А потом все вдруг стихло, и королева Готеланда Ингеборг, открыв глаза, увидела божественно прекрасное лицо Аргальфа, оливково-бледное, обрамленное ниспадающими на грудь черными кудрями, и глаза ее возлюбленного были полны темного света. Лицо его вдруг начало меняться, словно отражение в потревоженной воде, и Ингеборг показалось, что она видит другого Аргальфа, еще незнакомого ей. Она сама легла на стол и раздвинула ноги в ожидании ее Зверя. Аргальф лег на нее, задрал странно изменившееся лицо к своду каземата и торжествующе завыл. Руки его разорвали на королеве сорочку, оставив кровавые борозды на ее животе. Банпорец слизал кровь языком, а потом прижался к ней, сотрясаясь от необузданной, нечеловеческой страсти, будто не плотью своей, а мечом вошел в лоно Ингеборг, и королева, услышав торжествующий рев Зверя, от ужаса и блаженства потеряла сознание.

Небо начало светлеть.

Рорк осторожно повернул голову и посмотрел на Хельгу. Лицо девушки было спокойным, мягкие светлые волосы рассыпались по плечу и груди Рорка. Ресницы чуть трепетали – Хельге снился сон.

И Рорк вдруг с особой остротой понял, как же ему тепло и хорошо. Никакая страсть, никакое исступление плоти не