Джони, оу-е! Или назад в СССР - Михаил Васильевич Шелест

— Она такая. Молчит-молчит, а потом ка-ак…

— Это точно, — совсем, как Сухов из «Белого солнца», сказал барабанщик и выдал короткую дробь. — Давайте работать!

— И чего они все такие обидчивые? — вдруг непонятно кого спросил басист. — Гутман, наверное тоже из-за тебя ушёл?

Я почесал затылок, рассмеялся и, ничего не говоря, пожал плечами. Но смеяться не перестал. Глядя на меня разулыбался барабанщик, а потом и Поповы. В конце концов мы все ржали в полный голос, я, например, до слёз, и не могли успокоиться минут пять. Все оценили тонкий юмор бас-гитариста.

Мы отрепетировали ещё одну музыкально-вокальную композицию, где основную вокальную партию вела Лера, а я только подпевал. Это была та самая дискотечная песня о которой я говорил вчера и где мне, за неимением «стринга», потребовались скрипки. Лера и Виктор очень слаженно, видимо и раньше играли дуэтом, исполнили свои партии, а девушка, прижав инструмент не к плечу, а у левой груди, ещё умудрялась и петь.

Песня музыкантам понравилась с первого раза, а Лера просто завизжала и захлопала в ладоши, когда её услышала при воспроизведении на магнитофоне.

Барабанов у меня дома нет, поэтому ритм я попытался имитировать на гитаре. Получилось невнятно, но понятно, — как сказал барабанщик, тем более, что вчера я уже показывал работу за установкой.

— Но так я не смогу, — сказал он, услышав мою «сбивку» после гитарного проигрыша. — Нет у меня таких барабанов. Их у тебя тут шесть штук, а у меня только вот…

Он показал на свою «кухню». А я махнул рукой.

— И как ты умудрился это сыграть за один раз?

— Это запись наложением. Кто же так на гитаре сыграет?

— Он у тебя ещё и с наложением пишет? — восхитился басист.

— Ещё и на четыре дорожки сразу.

— Да ну нах…

Попов раскрыл рот.

— У тебя, что там четыре усилителя и четыре записывающих контура?

— Да, — сказал я. — А, что тут такого? Сколько надо было, столько и вставил. Только греется если все четыре работают. Места всё-таки маловато. Микшер для записи надо делать.

— А где радиодетали берёшь? — спросил барабанщик и тут же поднял руки, выставив ладони вперёд, словно защищаясь.

— Я почему интересуюсь? У меня мать на «Радиоприборе» работает. Это очень военный завод и там у них радиодетали бракуют целыми партиями. Что-то отсылают на заводы-изготовители, а что-то реализуют здешним институтам: Политеху, там, ДВНЦ… Ну и… Сам понимаешь… Можно, короче достать.

— Ворованного мне не надо, — скривился я, понимая, что этот поток находится под контролем не только милиции, но и «комитета глубокого бурения», и если пока никого не взяли, то это пока.

— Да, нет! Там всё законно. В ДВНЦ тоже отбраковывают и продают на сторону уже официально через радиомагазин. В ДВНЦ у меня тётка работает, она и продаёт. Она сможет договориться с магазином, чтобы продали тебе, а не жучкам-перекупщикам. Потом все эти радиодетали на барахолке продаются в три цены.

— Точно, — подумал я. — Там мы с Громовым и покупали и четырёх-дорожечные универсальные головки, и конденсаторы.

— Отлично! Спасибо! Буду очень признателен!

— У, бля! Я его слушаю, и если закрыть глаза, то можно подумать, что это мой отец с нами разговаривает, — пробормотал бас-гитарист. — Даже страшно.

— Ха-ха! У меня тоже самое! Аж мороз по коже! — проговорил Попов. — Ты, это, Джон, будь попроще…

Попов сдавленно и как-то не весело засмеялся.

— Да ладно вам, — пробормотал я. — Ну вот такой я сухарь. Может мне уже семьдесят лет? Как в рассказе «Портрет Дориана Грея» читали?

— Я читал, — поднял руку барабанщик. — Страшная вещь. Но ты так лучше не шути, Джон. А то мы все разбежимся. Сашка вон, испугался.

— Ой, да валите, — махнул я на них рукой. — Могу и сам уйти, если не нравлюсь.

— Вы что, мальчики, шутите? — взволновалась Лера. — Я только смысл увидела в нашем «музицировании», а они…

Бас-гитарист расплылся в улыбке и заржал, как конь. Его смех подхватил барабанщик, а за ним и Попов, но его смех звучал не очень уверенно.

— Так, ребята, репетицию мы провели отлично, резюмировал я, когда они отсмеялись. И с клавишником мы определились, а вот с клавишами?

— Что с клавишами? — не понял Попов.

— Ну… Александр же клавиши заберёт?

— Почему?

— Ну… Это же его клавиши?

— Эти? Это школьные клавиши.

У меня отлегло от сердца.

— Он их своими называл, потому что никого не подпускал к ним, — договорил Попов.

— Даже меня, а я так хотела, — проговорила Лера, поглаживая «Ионику» по клавишам.

— Когда можно будет в магазин за деталями сходить? — обратился я к барабанщику.

— Да хоть завтра.

— Ну, завтра, так завтра, — пожал плечами я. — Тогда всем до завтра.

— А завтра, что будем репетировать? — спросила Лера, и мне показалось, что в её голосе промелькнули нотки кокетства.

Я вздохнул и ответил.

— Песни.

— А у тебя их сколько?

Я снова вздохнул.

— Их у меня много.

Глава 24

Заснув в десять вечера, я проснулся в шесть утра, сдвинув время подъёма на час позже.

— Наступила зима, — подумал я, переводя перед сном стрелку будильника на час назад, — а зимой силы надо беречь.

Моё тело, прокачанное ежедневными тренировками по, лично мной разработанной для моих учеников, системе не закачивало мышцы и связки, а развивало рефлексы и взрывную реакцию дарованного мне растущего тела и развивающегося молодого организма. Я всегда был противником работы с излишней тяжестью, а в молодости слыл категорическим противником железок, предпочитая сделать тысячу ударов или других движений. Понимаю, что был не совсем прав, но достигнуть определённых высот эта система мне позволила. Хотя, силу и мышцы в моей жизни мне дало самбо, а каратэ уже потом «легло» на него, как в удобное ложе.

Здесь и сейчас на своих утренних тренировках я, в основном, налегал на гимнастику, растяжки, дыхание и базовую технику каратэ. Интересно, но и боксёрская техника получалась у меня всё лучше и лучше от тренировки к тренировке. Тоже происходило и с техникой самбо. Карате добавляла броскам резкости, а ногам устойчивости. В борьбу за