Космонавт. Том 4 - Феликс Кресс

можно будет только фактами, логикой и железными аргументами. Эмоции на него не подействуют. Или подействуют, но слабо. А рассказать ему о том, что я из будущего и знаю исход наперёд, конечно же, было нельзя.

— Я хотел поговорить по поводу Комарова и запуска «Союза-1», — озвучил я тему нашей беседы.

Отец откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Выражение его лица осталось неизменным, будто он ожидал чего-то подобного.

— Откуда ты знаешь об этом? — сурово спросил он.

На этот вопрос у меня был заготовлен ответ. Я обвёл комнату рукой.

— А ты забыл, где я находился последний месяц? Здесь услышал, там услышал, провёл свои исследования, вот и сложилась картинка. Это не составит труда человеку, который привык думать и сопоставлять данные.

Отец кивнул, принимая мой ответ.

— Допустим. Продолжай.

Тон отца меня немного удивил. Я даже слегка растерялся, потому что ожидал немного другой реакции. Так, ладно. Меняем стратегию. Отбросив лишние сантименты, я встал напротив отца и тоже скрестил руки на груди. Разговор обещал быть сложней, чем я предполагал.

— Нужно отложить запуск, — в лоб заявил я.

— Исключено, — категорично мотнул головой отец, и я снова опешил. До нынешнего дня отец всегда старался сперва выслушать меня, понять, обдумать мои слова, и только после этого он принимал решение. А тут… — Раз ты у нас такой осведомлённый и сопоставил все факты, то ты должен знать, что это за проект. Стратегический. Он прошёл все комиссии и этапы. Мы сами его утверждали. И Комаров давно готовится. Здесь нечего обсуждать.

Я неверяще посмотрел на отца. Мне хотелось крикнуть: «Что ты несёшь?» Даже сейчас, без знаний будущего, видно, что аппарат сырой. Ни о какой уверенности в успехе речи быть не может. Я мысленно одёрнул себя, успокаиваясь, и упрямо продолжил, чеканя каждое слово:

— Именно потому, что он стратегический, и потому что Комаров к нему уже готовится, я и затеял этот разговор.

— Хорошо, я понял. Тогда давай конкретнее. Времени у нас обоих мало. Поэтому опустим вводные препирательства и перейдём к сути, — сказал отец, потирая лоб.

— Отлично, — согласился я. Мне и самому не хотелось плясать вокруг да около. — Ты помнишь мои предложения по модернизации некоторых систем?

Отец кивнул. Ещё год назад я «подбросил» ему несколько идей, которые, как мне казалось, он принял в работу.

— Часть из них была учтена в поздних модификациях. Какие-то ещё на стадии рассмотрения, Сергей. Но при чём здесь «Союз-1»? Он уже практически готов.

— Вот именно, что почти, — я слегка подался вперёд. — Об этом говорят и сами конструкторы, и экипажи. Не напрямую, конечно. Но по намёкам, по их поведению, по разговорам в столовой и курилках можно многое понять. Раз ты хочешь слышать суть, пожалуйста. Я считаю, что спешка губительна там, где цена ошибки — жизнь человека и репутация страны. Ты же сам мне говорил, что всегда настаивал на максимально тщательной проверке даже самых мелких деталей. Верно? А ещё я помню, как ты говорил, что никогда не был сторонником «авось». Или ты хочешь, чтобы история с Р-16 повторилась?

Отец сжал челюсти, взгляд его стал острым как бритва. Это был удар ниже пояса, и я знал, что ступил на офигенно тонкий лёд. Но иначе было нельзя. Неожиданно для меня, все мои слова упёрлись в глухую стену непонимания. Поэтому я и решил действовать жёстко.

Отец подался вперёд и зло процедил:

— И ты предлагаешь остановить проект? Сейчас, когда сроки горят? Когда… У нас приказ, Сергей.

Приказ? По прошлой жизни я помнил, что на Василия Мишина оказывалось давление, но ни в одном из источников я не встречал, что был отдан приказ запустить «Союз-1». Чертовщина какая-то. И от кого я её слышу? От отца, который, по словам Натальи Грачёвой, сам призывал Королёва слать куда подальше неразумные приказы. Неужели его настолько изменила должность. Нет, я в это отказывался верить.

— Нет. Не остановить, — отрезал я, начиная закипать. Градус беседы постепенно повышался. — Отсрочить. Весь этот месяц я не просто так сидел сложа руки. Во время знакомства с «Союзом», я обратил внимание на одну существенную деталь, которая меня смутила. Поэтому я начал копать в этом направлении и проанализировал всю доступную мне документацию по «Союзу-1». Не только теоретические характеристики, но и результаты стендовых испытаний, которые, кстати, весьма скудны для такой сложной и жизненно важной системы. Помимо этого, я задавал уточняющие вопросы нашим преподавателям, и ответы меня несколько озадачили.

Отец нахмурился, слушая меня. Именно отказ парашютной системы, и стал ключевой проблемой, которая привела к гибели Комарова. На это я и решил надавить. На самом деле «Союз-1» имел и другие конструктивные недочёты, которые вылезли уже потом, в полёте. Но о них пока рано говорить. Сейчас мне необходимо было убедить отца хотя бы прислушаться ко мне.

— И что именно ты там выявил, м? — с язвительностью в голосе спросил отец. На это я не обратил внимание. Понимаю его чувства. Никто не любит слышать об ошибках. Тем более, когда о них говорит молодой пацан. А ещё за язвительностью отец пытался скрыть собственное беспокойство. Самолюбие самолюбием, но он прекрасно усвоил, что слов на ветер я не бросаю и если о чём-то говорю, то уверен в своих словах.

— Я выявил проблему в парашютной системе, — ответил я, не реагируя на тон отца. — И я практически уверен в своих выводах. Вопрос не только в механизме выброса, хотя он и имеет свои… неточности. Вопрос в комплексной работе системы парашютирования после прохождения аппаратом плотных слоёв атмосферы, да ещё и в условиях, отличных от идеальных. Не мне тебе об этом рассказывать, но на всякий случай напомню, что парашютный контейнер расположен в обшивке спускаемого аппарата, которая после входа в атмосферу сильно нагревается. Тепловая защита, конечно, рассчитана, чтобы защитить отсек. Но если внимательно изучить методику испытаний, то есть один критический момент, который меня и встревожил.

Отец кашлянул и поёрзал на стуле. Похоже, они этот момент не учли. Либо было что-то ещё, о чём я не знаю. Я подошёл к столу и вытащил приготовленные мной чертежи. Отыскал нужный и ткнул пальцем в общую схему спускаемого аппарата.

— Смотри, испытания вытяжного и основного парашюта, насколько мне известно, проводились на макетах, которые не имели полноценной теплозащиты, имитирующей конструкцию корабля. Или что ещё хуже, имели какие-то подручные средства изоляции. Такие как ткань, фольга, картон или что угодно другое, но только не сложную многослойную теплозащитную оболочку. Я прав?

Отец удивлённо вскинул бровь и уже