Японская война 1904. Книга 6 - Антон Дмитриевич Емельянов

дорог, из-за чего половина предприятий города была вынуждена останавливать работу на сроки от двух до пяти часов… — тут Павел Анастасович поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. — Вячеслав Григорьевич, а вот точно было нужно пускать эту машину с взрывчаткой? Неужели и так бы не взяли убивцев? А если бы и не взяли, разве их поимка того стоила?

— Вы не оценили их план? — я ответил на взгляд. — Минимум три уровня планирования, и я совершенно не был уверен, что где-то нас не ждет еще одна бомба, а то и чего похуже. Нужно было брать убийц и как можно быстрее. Слава богу, никто не пострадал.

Я благодарно кивнул Ванновскому. Это они с Корниловым и Огинским помогли мне провернуть столь сложную операцию и ничего не упустить.

Алексей Алексеевич разговорил Беклемишеву: организовал атмосферу моей смерти, а потом подвел Джека Лондона и попросил взять интервью. Та и согласилась: с горящими глазами рассказала настоящему иностранцу всю правду о своем подвиге… Как помогала готовить бомбу, как била по щекам служанку, чтобы та спала с начальником гаража, и тот в обход процедур как своего принял на работу одного новенького.

И ведь серьезный человек, машины любит, а тут посчитал, что одна низовая должность в обход процедур не принесет никаких проблем. Принесла — именно этот человек и установил бомбу, а потом еще и убил проверяющего, который мог бы ее заметить. Когда я узнал детали, очень хотелось кого-нибудь расстрелять, но пришлось следовать закону.

Начальника — под арест, а после суда на Сахалин. Беклемишеву — в столицу, где уже Сенат будет решать судьбу дворянки, и увы, тут поделать ничего было нельзя. Нарушу закон сам — подам не очень полезный пример остальных. Единственное, в чем можно было не сдерживаться — я приказал, чтобы Джек на самом деле напечатал ее интервью. Только вместе со всеми деталями этого дела! И посмотрим, как дамочка будет жить дальше с клеймом предательницы и идиотки.

Представил, как в этом неизбалованном информационными атаками времени смогут отреагировать на травлю, которую я устрою. В газетах, по радио еще расскажем… И не жалко! Я выдохнул и продолжил прокручивать детали вчерашней операции. Нам ведь надо было не просто узнать план американцев, но и распорядиться этой информацией. И на мой взгляд, доставшаяся Лавру Георгиевичу Корнилову задача была ничуть не легче.

Он вместе с парой помощников вызвали по радио все дежурные отряды, под видом местных пробрались в дома первой линии с задних дворов и убедились, чтобы все жители заняли места в укрытиях. Подальше от окон, за перевернутыми столами и кроватями… В идеале бы их всех, конечно, было вывести, но… Вот это бы точно никто не пропустил! До сих пор трясет внутри от выбора, который пришлось сделать. Не на войне, в мирное время!

На фоне этого наша небольшая дуэль с американским убийцей в самом конце почти забылась. А ведь он был очень и очень неплох. Только руку на свой кольт положил, как у меня от чувства опасности словно ощущение времени замедлилось. И вот тут я допустил ошибку! Нужно было просто прострелить ему плечо и брать живым, а я — решил напугать. Понял, что опережаю и направил ствол прямо в лоб. Думал, теперь-то точно сдаст назад, а он пошел до конца, и тогда уже не оставалось выбора кроме как стрелять.

Уже насмерть.

— Кстати, добровольцы, что записались в патрули в тот день, просят разрешить им и дальше следить за порядком, — словно бы вспомнил Мелехов. — На общественных началах.

— Пока запретить, — я покачал головой. — Порыв благородный, но нам тут нужно не лагерь военный построить, а город. Для жизни — где люди смогут отдыхать, а не следить друг за другом. Так что сначала продумайте права и обязанности таких патрульных, потом обучение — допускать будем только после него и сдачи экзамена — а вот потом можно будет поднять этот вопрос еще раз.

— Хорошо… — и Мелехов продолжил доклад.

Через полчаса я убедился, что жизнь в Инкоу возвращается на обычные рельсы. Стало еще немного легче. Потом выступил Ванновский: рассказывал все, что еще удалось узнать об американцах. Потянули за ниточку того, что наболтала Беклемишева, что-то узнали, пройдясь по Инкоу с портретами убийц, в общем, почти полностью восстановили их маршруты последних дней. И даже вышли еще на несколько добровольных и не очень помощников.

Из неудач. Выживший Боб Батлер на контакт пока не шел, но это… пока. Его в отличие от Беклемишевой я никому отдавать не собирался и прокручивал в голове самые разные варианты, как можно было бы выйти на контакт с младшим из убийц. Потому что, если я хотел добраться до заказчиков, то мне были просто необходимы его показания, связи, а в идеале еще и участие в операции возмездия.

Оставлять такое без ответа я не собирался.

— Как Татьяна? — тихо спросил Огинский, когда мы устроили небольшой перерыв.

— У меня, спит. Я запретил ей работать хотя бы три дня.

Внутри все сжалось. Татьяна, Танечка, моя княжна… Она смогла сохранить голову холодной и передать весточку, что жива и на свободе — как же одно это помогло мне и развязало руки. А вот я ее защитить не смог. Сколько она считала, что потеряла меня? Что убийцы добились своего, используя не кого-то, а ее! Все это наложилось на обычный стресс, которого у нас и так немало, и она слегла.

Кем она стала для меня за эти месяцы? Красавицей из самой романтичной эпохи моей страны? Принцессой из сказок, что мне читали в детстве? Самым дорогим бриллиантом в короне моих успехов? Идеальной помощницей, которая вытащила одно из важнейших направлений на этой войне? На каждый из этих вопросов я мог с полной уверенностью сказать «да». Но вот любил ли я ее? Проклятье!

Что я скажу, когда вернусь домой и мы снова посмотрим друг другу в глаза? Правду? Тогда я ее потеряю, а то и хуже — нет ничего страшнее, чем обиженная и оскорбленная женщина. Солгать? Даже если бы я принял это подленькое решение — она ведь поймет. Почувствует! Кажется, мне остается одно. До обеда, пока мы снова не поговорим, разобраться в себе и найти тот самый ответ. А пока…

Перерыв закончился, я нашел взглядом Городова и кивнул старшему связисту. Пришло время обсудить нашу радиобашню: сначала технические детали, а потом