Революция - Виктор Сергеевич Мишин

Деникин попросил солдат из охраны, она располагалась в этом же доме, где жил и он сам, только на первом этаже, проводить меня до дома.

– Преступность растет, вчера убили сразу пятерых солдат, никто ничего не видел и тенденция печальная.

– Будут и дальше нападать спьяну на прохожих, будут убивать ещё чаще, – спокойно ответил я – и вызвал новую серию вопросов.

Объяснил все подробно и дал слово стараться никого более не убивать, без особой нужды хотя бы. На мой ответ, что я вообще-то защищался и нужда была, Деникин только поморщился.

– Ты, Николай, стал просто зверем на этой войне, хотя сейчас все как звери, везде и всюду. Столько убийств в Петрограде прошлого года, наверное, никогда ещё не было. Я застал там всю эту вольницу, что устроили взявшие власть члены Временного правительства, даже на фронте, кажется, я не встречал такой жестокости. – Мне показалось, или Антона Ивановича даже передернуло от воспоминаний?

– Что поделаешь, если кому-то очень захотелось непременно свергнуть власть и самим встать у руля. Вы, военные, обрекли себя изначально на провал. Знаете, почему?

– Думаю, тут однозначного ответа быть не может, – Деникин, всё такой же хмурый, качал головой, словно повторяя свои же слова.

– Одной из причин стало то, что вы, военные, сами не знали, что делать. Вы решили бороться с чиновниками и бюрократами честным путем, тут они вас всех и съели. Эти люди всю жизнь занимались только одним, готовились, а вы? Армию отодвинули от политики, и всё понеслось под откос. Вам нужно было с первого дня вести агитацию среди крестьян. Сколько бы ни трещали языками большевики и другие депутаты о важности рабочего люда, но вся опора – в деревне. Если не дать жить деревне, сомнут любую власть, она просто развалится сама. Да, промышленность, несомненно, важна, архиважна, но любого рабочего нужно кормить, а без развитой деревни это невозможно.

Вернувшись домой, ну, к Наталье, конечно, был встречен последней, стоявшей в дверном проеме, с самым недовольным видом.

– Думала, уже не придёшь!

Ха, у меня что, жена появилась? Не знал.

– Как видишь, пришёл, – раздеваясь, ответил я.

– Почему так поздно? – уже мягче, понимает, что не надо качать права.

– Так получилось, была важная встреча, наконец-то нашёл нужного мне человека.

– Ужинать будешь?

– Прости, меня накормили.

– Ну и ладно, не придется разогревать, – несколько ехидно сказала, злится всё же.

– Я съем всё, что ты приготовила, утром, идёт? Так уж получилось, что засиделись допоздна, а хозяйка того дома, где я был, о нас позаботилась.

– Хозяйка, значит?!

Ну, блин, надо это прекращать.

– Ну, конечно, хозяйка, не бывший же генерал генштаба мне ужин будет готовить! Его супруга.

– Тебя принимали на таком уровне? – внезапно схлынула злоба и появился интерес.

– Эх, дорогая, это раньше был бы уровень! Теперь совсем не то, да и вряд ли бы я попал на ужин и беседу к генералу.

– А кто он сейчас, как ему удалось выжить в прошлом году? Да и сейчас бывших офицеров нет-нет, но всё ещё постреливают.

– Он сразу принял новую власть, занял руководящую должность в зарождающейся Красной армии. И, вообще-то, открою тебе небольшой секрет, – усмехнулся я, – я тоже офицер.

– Ты? – искренне удивилась Натали. – Ты говорил, что солдат…

– Все мы, военные – солдаты. Я не уточнял, но в отставку вышел поручиком. Могу даже немного похвастать, между нами, конечно.

– На предмет чего именно? – интерес девушки усиливался.

– Я заслужил звание на фронте, а не получил его при обучении в училище. Поднялся с самого низа, от рядового солдата до поручика за неполных два года. Я полный Георгиевский кавалер, первую степень мне вручал бывший покойный император Николай Александрович Романов. Есть и другие награды, а также наградное оружие от двух генералов. Взамен я получил несколько ранений, пара из них тяжёлых. Меня протыкали штыком, дырявили пулями и осколками, рвали на куски собаки, но я ни о чём не жалею. Вот, похвастал.

– Когда я увидела тебя в первый раз, конечно, не поняла, что ты из себя представляешь, но мне как-то сразу стало понятно, что ты многое повидал. У тебя взгляд очень тяжёлый, как будто ты старше, чем есть, причём намного…

– Что, правда? – удивился я.

– Да, но не сейчас. Я так поняла, что при встрече с незнакомыми ты ожидаешь чего угодно, поэтому готов ко всему, смотришь, как ворон, сверху вниз, словно прицеливаешься.

И эта туда же, неужели фамилия накладывает такой отпечаток на поведение?

– Но, узнав меня ближе, после нашей волшебной ночи у тебя полностью изменился взгляд, как и выражение лица. По крайней мере, со мной ты ласковый и добрый, и я хочу, чтобы ты таким и оставался.

– Рад стараться, моя госпожа! – дурашливо отчеканил я. – Разрешите умыться, и я к вашим услугам.

Часа два мы ещё кувыркались, моей пассии было интересно всё на свете, и она очень успешно экспериментировала. Девушке явно нравилось всё, что я предлагал, и более того, она сама стала проявлять активность, да ещё какую!

Проснувшись утром, спросил у своей… возлюбленной, наверное, мне кажется, что между нами что-то разгорается. Я не могу оторваться от лицезрения её красоты, а она действительно красива, как бывает красива та, которую хочется носить на руках. Так вот, выпросил у Натальи бумагу, на мою радость, у неё была пара тетрадей, в одной из которых я и начал своё повествование. А писал я видение ситуации и свои предложения по изменению сложившихся обстоятельств. Если по-простому, предлагал решения исходя из знаний. Во-первых, война. Так как Брест-Литовского мира в этом варианте не произошло, то есть надежда, что страны Антанты нас не кинут. Да, фронт стоит и никуда идти не собирается, солдат удаётся удерживать на позициях, и это уже замечательно. Через несколько месяцев Германия капитулирует, и мы должны быть к этому готовы. Чтобы не остаться в дураках, надо вовремя обозначить активность, а для этого расшевелить войска всё же придется. Но как? Мне нужна точная информация о происходящем, без неё все мои задумки не более чем бред. Здесь и сейчас если не все, то очень многое идёт совершенно по-другому. Что именно перевернуло историю, пока непонятно, но в том, что всё изменилось, сомневаться не приходится. Одно то, что у большевиков нет