Подонки! Однозначно - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

А триумф приближался. К концу января в блокированной со всех сторон Киевской губернии возник продовольственный кризис, усугубившийся присутствием двух армейских корпусов — кайзеровского и под командованием Скоропадского, а также всяких куренных казачьих полков. Воины из последних, кстати, страдали меньше, обмародёрив крестьянство. Когда Центральная Рада объявила чрезвычайное продовольственное положение, изымать по деревням оказалось нечего, более того, сёла пустели, жители снимались с мест и по зимним дорогам, накидав в телеги нехитрый скарб, спешили на восток, пока немцы не принялись отбирать и крестьянских тощих лошадей — резать на мясо. Не успевшим осталось только прятать и закапывать остатки урожая, чтоб не умереть с голода.

1 февраля начался «голодный штурм», германцы и казаки Скоропадского бросились в наступление на укреплённые за месяц позиции легиона, и продовольственная проблема несколько ослабла: погибших под огнём трофейных австрийских пушек кормить не нужно.

4 февраля полушвед-полунемец с боюшком Геринга, ему точно не выпало голодать в Киеве, прибыл в Москву и напросился на встречу с Седовым, тот выделил гонцу 5 минут.

— О пропуске германских войск и остатков партизан Скоропадского и речи не может быть, — отрезал председатель на просьбу пропустить их восточнее Полесья на Гомель и оттуда к оккупированному кайзеровцами Брест-Литовску. — Я выполнил и выполняю все условия сделки. Мы не бьём вам в спину после разгрома у Житомира, не пользуемся, что вы убрали четыре дивизии из белорусских губерний, наоборот, сами сократили часть наших войск. Фактически действует перемирие, за французов и их чешских наёмников я не в ответе. Но пропустить два корпуса через наши позиции… Для этого надо стать или союзниками, или подписать мир официально, что мне не позволят. Прошу простить, Россия не выдержит, если Франция объявит нам войну как пособникам кайзера. Ауф видерзейн!

Когда легионеры перешли в наступление, в Киеве началось восстание, перешедшее в баррикадные уличные бои. К советским отрядам ВЧК присоединились голодающие городские обыватели, привлечённые единственным посулом: как только Киев снова войдёт в Российскую Республику, будет хлеб.

Немцы сражались, но вяло. «Куренные» вообще не очень, самые понятливые атаманы отдавали свои банды в подчинение отрядам ВЧК, лишь бы не попасть под раздачу. В таких условиях сопротивление бесполезно.

К концу февраля в результате боёв и пополнения за счёт добровольцев из числа новых пленных легион Масарика развернулся в две общевойсковых армии общей численностью свыше 100 тысяч человек, став самой мощной вооружённой силой в регионе, чем основательно беспокоил Совнарком. После освобождения Киева и ареста членов Центральной Рады чехословаки организованно стянулись в Восточную Галицию, изготавливаясь к наступлению на Пожонь (Братиславу), когда позволит общая стратегическая ситуация. Конечно, Седов с превеликим удовольствием имел бы в подчинении такое войско, первоклассно снабжаемое за счёт французов, но в данном случае мечтал быстрее от них избавиться. В идеале вообще перебросить их на Западный фронт Европы, но как? Через Владивосток, Тихий океан и САСШ? Во-первых, долго, а, во-вторых, председатель слишком хорошо помнил, чем обернулся в прошлой истории этот вояж — восстанием, поджёгшим фитиль Гражданской войны.

В любом случае триумфальное установление Советской власти в Киеве и объединение мятежных губерний с матушкой-Россией Седов считал своей личной заслугой, чем безмерно гордился, называя красный флаг с Георгием-Победоносцем над Крещатиком лучшим подарком народу к годовщине Февральской революции, замещение этого праздника социалистической революцией в августе-сентябре состоится позднее. Два других подарка — переход на Григорианский календарь и упрощённое правописание — шли в одной обойме с победой. К весенней посевной крестьяне уже получили значительную часть бывших казённых земель и часть помещичьих, пока только из числа конфискованных у семей, чьи отцы или мужья чем-то себя запятнали перед народом и народной властью. Наконец, к следующей компании рекрутирования в армию и на флот началась демобилизация некоторых самых заслуженных ветеранов, в том числе награждаемых земельными наделами за подвиги в боях с германцами и поддержку Советов в борьбе за власть.

Седов счёл себя народным кумиром. Ходил с настолько высоко задранным подбородком, что рисковал споткнуться. Заказал собственный парадный портрет. «Товарища Евдокию» призвал величать себя на «вы» и «товарищ председатель» даже в опочивальне.

Но судьба преподнесла другой подарок, быстро спустивший с небес на землю. В Тобольской губернии совершил из-под стражи побег гражданин-мещанин Николай Романов с гражданкой Александрой Романовой, чадами и домочадцами, укрытый монархистами настолько тщательно, что отряд ВЧК не в состоянии был его найти.

Выслушивая жалкие оправдания Петерса и Лациса, расписавшихся в бессилии, Седов рвал и метал, хоть ругать лучше было себя самого, именно он прохлопал время и не распорядился переслать экс-царька ближе к Москве. На совместном заседании ВЦИК и СНК, посвящённом последствиям царского побега, Каменев пытался урезонить свояка:

— Леонид Дмитриевич, не извольте преувеличивать. Романовы — битая и сброшенная в отбой карта.

— Идиот! Кретин! Ни х… не понимаешь! Царское семейство — это символ, флаг монархии. Царь народ ненавидел, на народ наплевать, зато чиновники упакованные, им всё хорошо. Вот и поднимутся подонки, кому сладко жилось при Романовых. Императора изберут другого, им удобного, не эту тряпку. Война, Лёва, Гражданская война! А тебе хоть в глаза нассать, скажешь: божья роса, «не извольте преувеличивать».

Масла в огонь подлил Петерс, сообщив, что в Москве и Петрограде назревает восстание эсеров. Они не намерены ограничиваться одиночными акциями вроде убийства Седова или членов ВЦИК и СНК. Усилена охрана Кремля и Смольного, банков, почты, телеграфа, военные части двух гарнизонов переведены на особый режим службы.

— Товарищ председатель, нанесём упреждающий удар?

Десятки глаз в Андреевском зале Большого Кремлёвского дворца, где проводились заседания такого ранга, повернулись к Седову. Перестала чёркать пером Евдокия, по-прежнему секретарствующая на всех мероприятиях с участием вождя.

Он колебался не больше трёх секунд.

— Пусть они выступят первыми. Тогда получим право истребить эсеровскую сволочь под ноль. Никого не жалеть! Пленных не брать! Если из Сибири выступят монархисты, что нам делать с эсерами за спиной⁈

Считая себя едва ли не живым народным святым, он, опытный политик, забыл о самой очевидной вещи: всегда несложно найти, за что попрекнуть, к чему придраться и как оклеветать. Эсеры начали агитацию о том, что седовцы предали революцию, выхолостили её социалистическое начало. Не национализация, а акционирование предприятий, при котором сохраняется свободное обращение акций на фондовом рынке, приведёт к возвращению капиталистам контроля над заводами и фабриками. Земельная реформа, как её проводят социалисты, не устраняет, а углубляет имущественное неравенство в деревне. И так далее.

Самое забавное, они были правы на 100 процентов. Именно этого