Судьба империи - Денис Старый

— Елизавета Петровна на троне. Ребёнок, который сейчас в утробе Анны Леопольдовны, — император, но по достижению совершеннолетия, — я предельно кратко изложил своё видение будущего устройства России.

— Что? Елизавета, которая готовит, и уже подготовила не без помощи французского подлеца Шетарди переворот, становится регентшей? — усмехнулся Остерман. — Вы участвуете в заговоре? Но как это возможно, если ненавидите Ушакова?

Было видно, что он оценил мою мысль. Но и другое понятно, что Остерман прекрасно понимает расклады.

— А если Елизавета сама родит ребёнка? Ещё не столь старá для этого? — спросил министр, что-то записывая на бумагу.

— Она родить не должна, — констатировал я.

— Не факт… но допустим… А гольштинский принц Карл Петер Ульрих? — кратко спросил министр.

— Его должно не стать, — предельно открыто сказал я.

Остерман испугался моего ответа. Посмотрел остро, изучающе.

— И меня должно не стать, если я с вами не соглашусь? — резонно заметил он. — У вас топорное решение вопросов.

Я промолчал. Действительно, если я не найду в лице министра поддержку, то мне придётся действовать крайне жёстко. Устроить покушение на Остермана не так легко, чтобы не вызвать подозрения к себе. Но есть на Руси напасть одна… Насколько же часто горят дома в русских городах и деревнях! Порой вместе с теми, кто в них живёт.

— Чего вы ждёте от меня? — спросил он.

— Чтобы вы отправились к Елизавете Петровне и находились рядом с ней. Её никто не тронет, но я рассчитываю осадить Елизавету в Стрельне. Никто к ней прорваться не сможет. И ещё по своим каналам вам предстоит передать, что лучше ему уехать, чтобы не было у России с Францией серьёзного дипломатического скандала, связанного со смертью посла. Прощать ему преступление против себя и против русской державы я не намерен. Между тем, подхожу к делу с холодной головой. Скоро большая европейская война. России дипломатические скандалы с Францией ни к чему, — сказал я, и Остерман минут на пять задумался.

— Какую роль в этом будет занимать герцог? Государыня уповала на то, что именно он станет регентом при ребёнке, которого должна родить Анна Леопольдовна. Вот ещё один важный вопрос, — продолжил Остерман.

— В первом же указе Елизавета Петровна должна утвердить герцога Бирона главным воспитателем будущего императора, — сказал я. — Создается Государственный Совет. Проект у меня есть, пришлю нарочного вам с бумагами. Я… Вы… Бирон… Черкасский, двоих может назначить Елизавета. Но только не Ушаков. Он уходит на покой и мы решаем, кто возглавит Тайную канцелярию.

— Вы предлагаете новые кондиции? Разве забыли, что при Иоанновне попытка их введения уже приводила к последствиям? — заметил министр.

— Не без вашей помощи, господин статс-министр. И все постановления и указы императрицы должны быть опубликованы в «Петербургских ведомостях». Главная ошибка, которую сделали заговорщики против престола Анны Иоанновны, что кондиции не были распечатаны во множестве экземпляров. Достаточно было порвать лишь одну бумажку, и всё. Тогда у Бирона не будет никакой власти. Пусть живёт себе, как я жил. Даже за государственный счёт можно построить ему отдельный дворец. Герцог не тот боец, который будет сражаться за власть до конца.

— Миних?

— Генералисимус с полнотой власти в армии и с увеличенными выплатами на армию и флот. Фельдмаршалу будет чем заниматься. А, нет, так город еще ему поручить строить на Черном море, — отвечал я.

— И на все-то у вас ответы есть…

— Я жду от вас человека уже скоро. У меня будет собрание с офицерами моей дивизией. Хотелось бы видеть решения от вас и человека от вас. И… Не пробуйте меня убивать. Не действуйте против меня, очень прошу. Не хотелось бы, чтобы накануне великих дипломатических побед империю представлял кто-то другой, но не вы, — сказал я.

Остерман не стал истерить, что мол прозвучала угроза. Он все понял. Понял и я. Убить меня пытались уже не раз. Риски Андрей Иванович умеет просчитывать как никто другой. Так что нет… Он так опрометчиво не поступит. Стоит рассчитывать, что Остерман решит действовать в моей парадигме решений.

Разговор продлился ещё около получаса, и я поспешил уехать. Собрание офицеров должно было начаться раньше, чем планировалось.

Красный цвет тревоги означал, что всех лояльных офицеров нужно было собирать по мере того, как их будут находить мои люди. Начиналась острая фаза предотвращения политического кризиса в России. И, безусловно, мне нужно будет и самому встретиться с Елизаветой.

Эх, поговорить бы с каким-нибудь историком из будущего, который точно сказал бы, почему у Елизаветы не было детей. И была ли некая княжна Тараканова действительно дочерью Елизаветы Петровны, или всё же она авантюристка высшей пробы.

Но на данный момент у Лизы детей нет. Это я знаю наверняка. А ещё…

Как это сделать, чтобы она наверняка не смогла зачать ребёнка? Нужно будет еще проконсультироваться с докторами.

А пока моя карета, насколько это только возможно на дорогах весьма оживлённого Петербурга, ехала домой. Благо расстояние было небольшое.

* * *

Эрнст Иоганн Бирон был чернее тучи. Уже не менее четырёх часов он не мог прийти в себя, предпочитая просто молчать. Молчал он о том, что сейчас чувствовал. Не говорил, насколько разрывалось его сердце, какая чернота подступала к его душе. Не кричал, насколько казалось всё безнадёжным. Не отзывался его голос эхом в пустоте.

Не рассказывал он и о том, что императрица умерла. Немногочисленные верные Бирону люди, лакеи и десяток гвардейцев смогли организовать охрану спальни, даже целого крыла в Зимнем дворце. Нужно действовать, нужно что-то говорить, но… Что?

— Герцог, вы не в праве решать самостоятельно, кому быть с государыней, а кому стоять у дверей в покои императрицы, — говорил Андрей Иванович Ушаков.

Он прорывался практически боем к спальне государыни. Но, нет… Оставался в приемном зале, куда поставили уже множество стульев, так много людей ждали информации. Тут же была и Анна Леопольдовна, которую пока не удавалось врачам уговорить уйти.

Но Бирон словно бы и не слышал Ушакова, как и многих других до этого. И от этого глава Тайной канцелярии ещё больше убеждался, что императрица умерла. Однако Ушаков ничего не мог начать делать, пока не убедится, что это так.

В конце концов, не так давно он, глава Тайной канцелярии, уже обжёгся, когда начал действовать раньше, чем лично убедился в смерти её величества. Пожалуй, что и