Судьба империи - Денис Старый

А ещё в чём Данилов себе не хотел признаваться, но что было фактом: Антон Иванович Данилов не мог существовать как полноценная личность, способная принимать решения. Капитану гвардии Измайловского полка было просто необходимо, чтобы его направляли, чтобы был человек, который скажет, что хорошо, а что плохо. И Ушаков становился для гвардейца таковым.

А ещё внутри гвардейца бурлила кровь. Кровь, разбавленная слизью ненависти. Вновь вспомнились моменты, когда его, Антона Ивановича Данилова, унижали и чуть не сослали вместе с Долгоруковыми, которым некогда верой и правдой служил нынешний гвардеец.

Он вспомнил, как лишился своей любви из-за того, что Долгоруковы пришли в немилость и проиграли свою войну за власть. Именно тогда психика Данилова и дала крен. Ведь он, по сути, предал хозяина, когда не отправился вместе с ним в ссылку. А потом ещё и пошёл на службу в армию, куда определили его товарищи, прежде всего, Саватеев и нынешний генерал-майор Лесли. Гвардия… ненавистная гвардия.

Но он не был никому благодарен. В какой-то момент Данилов хотел примкнуть и стать верным псом для Норова. Но тот не принял ту форму подчинения, которая была необходима Данилову. Ведь Антон Иванович не хотел ни с кем заводить дружбу; ему нужно было подчиняться и чётко знать, за кого именно грызть горло.

Теперь он знал можно грызть глотки за Ушакова, кого бы он не хотел возвести на престол. Главное, чтобы против всего, что связанно с императрицей.

— Я с вами, господин глава Тайной канцелярии! — выкрикнул Данилов, пожирая глазами своего нового хозяина.

— Благодарю вас, капитан. Вы нисколько не пожалеете о своём решении. Приказываю вам взять под охрану Зимний дворец и никого не пускать. Кто бы ни приближался — первый выстрел в воздух, второй на поражение, — отдавал жёсткие приказы Ушаков.

В это же время люди Андрея Ивановича уже побежали по всем заговорщикам, которые хоть когда-то приходили на посиделки к Елизавете Петровне, ко всем её бывшим любовникам, которые также имели некоторый вес до сих пор. Было отправлено письмо князю Черкасскому, чтобы тот сидел и не вылезал, если хочет сохранить свой пост министра.

И как же повезло всем заговорщикам, что Миних сейчас был уже в Виннице, где принимал пополнение и радовался тому, какая сила собирается в русской армии, чтобы нанести решающий удар по Османской империи.

Глава 20

Основа успеха… тяжелая работа, решительность, хорошее планирование и настойчивость.

Миа Хэмм

Петербург

22 сентября 1735 года

— Со мной ли вы? — спрашивал я у собравшихся в моем доме офицеров.

Немедленного ответа не последовало. Ранее поддержали мою линию и отношение к присяге многие офицеры, с которыми я имел честь воевать в Крыму. Но мне нужно было услышать позицию полковников, которые были приданы для формирования Гатчинской дивизии.

Здесь присутствовали сразу три полковника, которые ранее со мной полноценно не общались. Ещё и Драгунский полк, только формируемый для новой дивизии, должен был быть мне придан. Но они даже не дошли до Петербурга. Застряли между Москвой и столицей.

И вот эти трое офицеров молчали. А мне, как воздух, необходима была их поддержка. Всеми силами, которые я имею, а это не более двухсот действительно верных людей, и до трёхсот ещё тех, которые, скорее всего, верны, решить все задачи я не мог.

— Ничего бы не смущало, если бы только не ваше желание поставить во главе России Елизавету Петровну, — первым нарушил тишину полковник Второго Самарского пехотного полка Леонтий Иванович Миргородский.

— Ещё раз говорю: таким образом мы сможем успокоить общество и создать благоприятные условия для развития России. Елизавета Петровна будет императрицей, нет… престолоблюстительницей… ровно до тех пор, пока в силу не войдёт император или императрица, в зависимости от того, кого родит Анна Леопольдовна, — ещё раз повторил я свою позицию.

До того уже описал немало выгод для России от такой рокировки во власти. Ведь подобное, если решить и вопрос с племянником Елизаветы, можно закрыть проблему престола. На время, но после создать четкую систему передачи трона. И за это время мы сможем развить Россию в достаточной мере, чтобы ворваться в промышленный переворот не в качестве вечных догоняющих, а тех, кого догонять будут.

— Ну как же в таком случае сама Анна Леопольдовна и как же в таком случае герцог Бирон? — спросил ещё один полковник. — Вы же отстраняете великую княжну.

— При императрице будет создан Государственный императорский совет, который будет помогать ей… простите, престолоблюстительнице, управлять нашим необъятным Отечеством, — сказал я, не вдаваясь в подробности.

Институт Государственного Совета, который в XIX веке был введен усилиями Михаила Михайловича Сперанского, я хотел бы провести раньше. По сути, это не ограничивает самодержавие, но делает его более внятным и понятным. Тем, который прислушивается ко мнениям, пусть и выбирает понравившееся. Еще это в некоторой степени дисциплинирует либо монарха, либо того, кому правитель делегирует свои полномочия.

И законы должны будут выходить не только лишь из-под пера императрицы, а обсуждаться на Государственном совете. Потом еще и публиковаться в прессе. Вот так власть станет прозрачной и можно будет найти любой закон и не удивляться, почему указы издаются, но не исполняются.

Сколько работы! Ужас! Еще и кодификацией нужно заняться. Законов уйма, но их никто в полной мере и не знает. Но разговор продолжался. Хотя и было по всему видно, что офицеры склоняются в пользу моего мнения. Я достаточно убедителен. Но и другого варианта нет. По-другому, это идти на поводу заговора в пользу Елизаветы Петровны.

— А какие у нас альтернативы? Если я правильно понял, то нет той силы, которая поставила бы во главе русской державы Анну Леопольдовну. Многие окажутся недовольными, если поставить во главе России герцога Бирона. Так что либо то, что предлагает господин бригадир, либо Елизавета Петровна. Но она и так получит, как тетка власть, — грубо и решительно сказал Иван Тарасович Подобайлов, поддерживая меня.

— Господа, а ещё ваши полки получат жалование сразу за два года, — нехотя, но вынужденно сказал я.

Да уж, не зря в России говорят: не подмажешь — не поедешь. Именно подобное предложение стало доводом, который окончательно склонил на мою сторону командиров всех полков и соединений, которые должны были