Пионер. Том III - Клим Ветров

верил. Неоткуда ей тут взяться. Но чем истеричнее вел себя толстяк, тем больше въедливых, холодных червячков сомнения шевелилось у меня внутри.

Ну а что? А вдруг? Вдруг нас ждали? Может это хорошо спланированная операция? Сунешься к сейфу — и ба-бах! Поминай как звали.

Второй, молча взял протянутую ему связку. Его пальцы, хоть и дрожали, но двигались увереннее. Он покрутил ключи в руках, быстро выбрал нужный — длинный, желтый, — и без тени сомнений подошел к сейфу. Он не выглядел напуганным до полусмерти. Скорее отрешенным.

— Открывать? — тихо, апатично спросил он, вставляя ключ в замочную скважину.

— Нет, постой рядом, полюбуйся на стенку, — мрачно пошутил Миха.

Гусь в это время грубо подтолкнул директора поближе к сейфу. Тот издал тихий, жалобный звук, похожий на писк мыши, попавшей в капкан.

Ключ повернулся с глухим, смазанным щелчком. Бухгалтер решительно взялся за массивную ручку, провернул ее и потянул на себя тяжелую дверцу.

— Нихрена себе… — присвистнул Гусь, и его глаза округлились. Он медленно обернулся к директору, и его лицо снова исказила гримаса бешенства. — Ах ты, жирная сволочь! — И он, почти не целясь, от души съездил ему по второму уху, отчего тот снова съехал по стене на пол.

Честно сказать, такое я видел только в голливудских боевиках. Сейф, а размерами он был с добротный кухонный шкаф, оказался доверху, под завязку, набит аккуратными, ровными пачками денег. Нижние полки — рубли. Разного достоинства, но в основном крупные купюры. Плотные, хрустящие кипы. Верхние полки — доллары. Зеленые, новенькие, пахнущие типографской краской стодолларовые купюры, упакованные в прозрачную полиэтиленовую пленку. Богатство лежало плотно, соблазнительно, гипнотизируя одним своим видом.

— Сколько здесь? — покосившись на зажавшегося в углу, всхлипывающего директора, спросил Миха. Его обычная ирония куда-то испарилась, в голосе звучало чисто профессиональное любопытство.

— Не знаю точно… — заскулил тот, прикрывая руками лицо. — Много… Очень много…

— Не скажешь сколько, получишь в другое ухо, чтоб симметрично было, — с трудом оторвав взгляд от денег, пригрозил Гусь. Он явно был впечатлен.

— Это не мое! — внезапно закричал директор, и в его голосе прорвалась настоящая, неподдельная истерика. — Вы понимаете? Это не мои деньги! Меня за них просто убьют! Вы не знаете этих людей!

Мои внутренние червячки сомнения ожили и зашевелились с новой силой.

— А ты знаешь? — я сделал шаг к нему, и мой голос стал тише и опаснее.

— Знаю! — он захлебнулся. — Это страшные люди! Вы даже себе не представляете, насколько! Они не прощают ошибок!

— Ну так ты же нам сейчас все и расскажешь? — я наклонился к нему. — Кто они, откуда и чем так страшны? Правда ведь? Выложишь все по чесноку.

— Они меня убьют! — он забился в истерике, затряс головой. — Не могу! Я не вру! Это очень, очень плохие люди! Они найдут! Они всегда находят!

Миха и Гусь переглянулись. Веселье окончательно покинуло их лица. В воздухе повисло тяжелое, нехорошее предчувствие.

Я медленно присел на корточки, чтобы быть с ним на одном уровне. Уставился прямо в его заплаканные, полные ужаса глаза.

— Знаешь, в чем твоя главная проблема? — спросил я почти мягко.

— Н-нет… — он резко мотнул головой, и брызги слюны и слез полетели на мои брюки.

— Проблема в том, — продолжал я тем же ровным, холодным тоном, — что если ты не расскажешь мне всё прямо сейчас, вот в эту самую секунду, то тебе уже не нужно будет никого бояться. Никаких «страшных людей». Потому что я лично, своими руками, продырявлю твою тупую, непонятливую башку, а твой жирный труп выброшу в ближайшую канализацию. Это понятно? Или нужно объяснить еще раз, помедленнее?

Директор замолчал. Он просто сидел и трясся, смотря на меня широко раскрытыми глазами, в которых читалась настоящая пропасть отчаяния.

— В общем, — я вздохнул и поднялся. — У тебя десять секунд. Или ты начинаешь выкладывать всё как на духу, без утайки, или я начинаю дырявить. Решай.

Дальше уговаривать его не пришлось. Психика толстяка окончательно сдала под тяжестью последней угрозы. Прямо так, не вставая с засаленного пола, весь в соплях и слезах, он начал каяться. Его речь была бессвязной, прерывистой, перемежающейся всхлипами и судорожными вздохами.

— Я тут не причем! Они! Они заставили меня! — он бил себя кулаком в грудь, оставляя на дорогой ткани жирные пятна. — Они всех нас здесь заставили! Всех!

— Конкретнее говори, — холодно порекомендовал Миха. — «Они» — это кто? Призраки? Инопланетяне? Имена, фамилии, должности.

Я же молча поднялся, почувствовав, как заныла спина от неудобной позы, и тяжело опустился на стул напротив этого жалкого зрелища. Стул заскрипел под моим весом.

— Они давно уже здесь всем заправляют! — захлебывался директор, размазывая по лицу влагу. — И не только здесь! По всей области! Может, и дальше…

— Ещё конкретнее, — потребовал я. — Кто приходил? Говори.

— Фамилий я не знаю, клянусь! Только имена… Сергей Петрович, Николай Степанович… И то, что они как-то связаны с КГБ и горкомом! Очень сильно связаны! Они говорят, что делать, мы делаем! Никто не спорит!

— Деньги откуда? — перебил его Миха, указывая пальцем с сигаретой на зияющий сейф. — Откуда такие суммы?

— Это не мое, честное слово! — завопил он снова. — Этот кабинет… они его занимают, когда приезжают на комбинат! Как свой кабинет! Прошлый директор, Иванченко, он знал точно, с него все и началось! Он с ними договаривался! А мне сказали — сиди, считай и помалкивай!

— Часто приезжают? — спросил я, пытаясь выстроить в голове график.

— Каждую неделю! Как по расписанию! В среду, к одиннадцати. Приезжают, говорят, что делать, какие приказы спускать, оставляют деньги на зарплату и премии своим людям, и снова уезжают!

— Когда должны приехать в следующий раз?

— В среду! — выпалил директор, уставившись на меня выпученными, полными ужаса глазами. — Послезавтра! Ровно в одиннадцать!

В среду ли, в четверг ли — теперь это не имело никакого значения. Можно было никого не ждать. Эти «хозяева жизни», эти призраки из горкома и КГБ, сюда больше не явятся. Я медленно поднялся со скрипящего стула и подошёл к большому, пыльному окну. За ним расстилался вид на промзону комбината — бесконечные цеха, дымящие трубы, кучи металла наваленные между складами. Мир, который мы только что перевернули с ног на голову.

А если они и появятся, то явятся не на легковушке с парой телохранителей. Они приедут с армией. Не с теми сопливыми пацанами, которым даже нормальное оружие в руки не дали, а с настоящими, хладнокровными, готовыми на все профессионалами. Такими же, как мы. Только с другой стороны.

Наша задача сейчас — удержать то, что взяли. Зацементировать власть