Вперед в прошлое 13 - Денис Ратманов

ежедневник и написал на листке, отведенным под события 17-го марта, то есть сегодня: «Позвонить деду, заказать одноразовую посуду». В нашей глубинке ничего такого точно нет. Помнится, Райко хвастался стаканчиком из московского Макдональдса, оставил его на парте, отвлекся и — оп! Нет стаканчика, украли. Кто украл, так и не выяснили, перевели стрелки на Желткову и Карася.

На место я прибыл раньше Вероники, в девять утра. Поздоровался с Павлом-валютчиком, заглянул в пассаж к Бигосу, чтобы забрать столик, но директор рынка еще не пришел. Зато на месте был неандерталец-охранник, который без лишних вопросов отвел меня на склад, вынес раскладной столик и установил прямо на месте, на которое я указал.

— Удачи, — буркнул он и удалился.

Я осмотрел столик. Крышка пластиковая, с верхом под мрамор, заляпанным темными пятнами, на алюминиевых ножках, легкий и какой-то кособокий, несолидный. Сложив столик, я отнес его на сохранение Павлу, а сам рванул покупать клеенчатую скатерть — все-таки солиднее будет.

Когда Вероника приехала, накрытый скатертью столик уже ждал ее. Чтобы скатерть не унесло ветром, я придавил ее термосом и выложил белые фарфоровые чашки, четыре штуки, сахарницу и подумал, что, пока холодно, и насекомых нет, а когда потеплеет, нужно будет соорудить из стекла закрывающиеся подобия витрин — и мухи не налетят, и красиво. А сделать такое проще простого, и сам могу смастерить, если будет клей и стеклорез.

— Вот и наше место. — Вероника поставила коробки друг на дружку, надела перчатки и принялась выкладывать пирожные на стол.

Смотрелось все это кустарно и по-сиротски. Витрины нужны были прямо сейчас, как и реклама. Поскольку типография недоступна, закажу рекламный плакат Боре, повесим его вот сюда, на стол.

Вероника с тоской посмотрела на остановку, которая пустовала в это время суток, на дорогу, на пустой переход.

— И как люди о нас узнают? — еле прошептала она, поежилась под порывом ветра. — Где вообще они? Как их привлечь?

— Узнают, не волнуйтесь, место проходное, хорошее, — уверил ее я. — Не сразу, конечно. Но известность — дело наживное. Будем зарабатывать авторитет.

Мы встали за столик плечом к плечу. Редкие люди, проходившие мимо, на наш товар даже не глядели.

Глава 21

Что делать⁈

Десять, пятнадцать, двадцать минут… К нам никто даже не подошел! Да и подходить было особо некому: рынок только просыпался, на работу спешили торговцы, в основном женщины, с тележками, где громоздились огромные клетчатые баулы. Между точками рыскали перекупщики.

Будто погонщик мулов, рывками двигался грузчик с платформой на колесах, заваленной сумками, за ним шла толпа торговцев. Тощий мужичок помогал толкать платформу.

Интересно, как они преодолеют ступеньки? Или в обход пойдут, через рыбный магазин, что со стороны дороги? Неважно, они уже скрылись из виду, потому что рядом с нами образовался бородатый мужик и закрыл обзор широченной спиной. Принялся выкладывать книги стопочками, прямо на асфальт, застеленный клеенкой, косясь на нас недобро. Я встал на цыпочки и увидел книги Звягинцева, Головачева и много про бандитов и дамского чтива.

— Что-то как-то тухло, — пожаловалась Вероника, подставляя лицо солнцу, выглянувшему из-за домов.

— Так людей особо нет, не проснулись еще, — сказал я без особой уверенности. — После обеда должно быть повеселее.

Вероника продолжила распространять недовольство:

— Хорошо Аня приедет только к двенадцати. Нечего тут с ребенком делать!

Она смолкла, когда к прилавку подошли две девочки лет двенадцати, замерли, жадно глядя на пирожные, зашептались. Но покупать не стали, развернулись и ушли.

— Ну вот, — вздохнула Вероника.

— Надо ценники написать, — спохватился я, вспомнив, как сам раньше стеснялся спросить цену, достал блокнот, фломастеры и принялся выводить цифры прямо на столике.

Вероника осталась стоять, вздыхать и охать. Когда прошел час и мы не продали ничего, ее окончательно сразило упадническое настроение.

— Столько продуктов перевели! И все зря.

— Подождите расстраиваться! — попытался ободрить ее я, но поймал себя на мысли, что сам впадаю в декаданс, так заразительно она его транслировала в пространство.

Ей бы на сцене выступать или речи с трибуны толкать, воодушевлять толпу на подвиги, а не распространять убежденность, что все тлен и тщета. Вот и мне сделалось печально, и стало до слез жаль отличное начинание, и надежду, с ним связанную, и Лялиных, попытавшихся вырваться из нищеты.

Прошло еще полчаса, на рынке начали появляться первые покупатели, в основном пенсионерки. К тому моменту я написал ценники и выложил, и пенсионерки тыкались в них, качали головами и причитали, как же все дорого. Одна бабка прям лекцию нам прочитала, что мы, спекулянты позорные, честный народ обманываем. Да зажигательно так, с огоньком напускалась на нас. Вероника порывалась ответить, и каждый раз я хватал ее за руку.

В итоге не выдержал книготорговец:

— А вы поедьте в Москву! Потаскайте сумки, рискните быть ограбленной, тогда и обвиняйте нас!

Бабка только этот и ждала, уперла руки в боки и окончательно переключилась на него:

— Что ты производишь? Ничего. Перепродаешь то, что сделали другие, наживаешься! А я токарем во время войны работала! Вот! — Она показала средний палец, но не желая оскорбить нас, а чтобы продемонстрировать срезанную верхнюю фалангу.

Подкидывая эмоций в горнило намечающейся ссоры, подключилась другая бабка, с семечками. Старая, сморщенная, как урюк:

— Иди отсюда, припадошная! Подмахивай своим хозяевам! Сгнили они — туда им и дорога! Мене за гарбуз с поля в тюрму посадили. Теперь все можно! Кра-со-та!

Скандалистка переключилась на бабку-сиделицу:

— А нечаго воровать было!

— А детей моих ты накормишь, да? И так младшенький с голоду опух. На поле гарбузы гниют, а взять той гнилой нельзя. Кабы не брат, все опухли бы по детдомам. Тьфу на тебя, вали отсюдова, пока не накостыляли тебе.

Скандалистка радостно пустилась в спор:

— Хорошо тебе сейчас, да? Вся говняная пена всплыла! Нищета, проститутки, наркоманы — нравится, да? И что зарплаты не платють, и стреляють — нравится? Говно везде и разруха — хорошо, да?

Два враждующих лагеря в лице этих двух женщин сошлись насмерть. Мне грешным делом подумалось, что если их не растащить, то все может закончиться смертоубийством. Однако я ошибся: бабки полаяли друг на друга, как собаки из-за забора, и разошлись, довольные друг другом. А вот продавец книг до сих пор дергался и шевелил губами, изредка сплевывал, косясь в сторону, куда ушла старуха-склочница.

К нему подошел хорошо одетый паренек лет семнадцати и спросил:

— Есть «Черный человек» Головачева?

Книжник помотал головой.

— Если надо, запишу, и приходи через две недели. Записывать, или что другое купишь?

— Записывайте! — радостно закивал парень. — На