Дмитрий Старицкий - Ловец человеков

Аиноа взяла меня за руку и увлекла во вход под луной.

Он оказался недлинным, но каким-то кривоколенным и закончился гротом, в котором протекал подземный ручей. С тихо шумящим водопадом! Небольшим таким, как в Сандуновских банях в Москве, в бассейне.

Отпад! Дайте два.

Аиноа укрепила свой факел в трещине стены, быстро разделась до длинной камизы без рукавов и смело вошла под падающую воду. Прикрытая от моего взора размывающим изображение потоком воды, шевальер там умело подмылась, задрав рубашку.

Выскочила оттуда через минуту, стуча зубами. Ее можно было в этом прикиде смело выставлять на всемирный конкурс мокрой маечки, если бы не гусиная кожа, моментально образовавшаяся на ее руках большущими пупырышками.

— Теперь ты, — заявила она, стуча зубами, и вышла из грота.

Пристроив в другой щели свой факел, я разделся догола и смело вошел в водопад, под которым у меня от неожиданности чуть не остановилось сердце. Вода была очень холодной. Однако, набравшись духу, взяв себя в руки, я себя вымыл. Насколько смог в такой обстановке.

Из водопада меня выдернула рука шевальер.

Она была уже одета в свежую сухую камизу с красной вышивкой по подолу и вокруг ворота, босая и с распущенными волосами до попы.

— Не замерзни. Ты мне нужен живой, — заявила она и, взяв меня за руку, повела, оставляющего мокрые следы на камне, в узкий коридор, чуть ли не «шкуродер», который окончился еще одним небольшим гротом.

Этот грот был расписан по стене большими кошками, в которых угадывался знакомый по книжкам саблезубый тигр. Хотя почему тигр? Полос-то у него нет, и окрасом эти кошки больше смахивают на африканских львиц. Тигр — это скудость воображения ученых девятнадцатого века, не нашедших им простого оригинального названия.

Вокруг сухо и прохладно, градусов шестнадцать по Цельсию. Плюс, естественно. Но после ледяного душа — так просто тепло.

В потолочную дыру была видна луна, которая освещала центр грота, застеленный звериными шкурами внахлест.

Аиноа неторопливо сняла с себя рубашку через голову и, оставшись совсем голенькой, позволила мне себя хорошенько рассмотреть в жемчужном сиянии ночного светила.

А я отвесил челюсть, как заправдашный пятнадцатилетний пацан, впервые увидевший женскую промежность. Хотя, казалось бы, для моего пятидесятипятилетнего сознания — что я там мог увидеть принципиально нового?

Шевальер схватила меня за руку и властно потянула вниз, к шкурам. Там, встав на колени и касаясь меня, такого же коленопреклоненного, оттопыренными сосками, прошептала:

— Раньше здесь жрица Луны лишала девушек девственности перед свадьбой, даря ее первую женскую кровь богине. Потом пришли франки, и вместо богини первую кровь стал брать сеньор. А последних жриц Луны сожгли монахи.

Аиноа обняла меня, прижавшись упругой грудью, и зашептала в ухо, как бы посвящая в великую тайну:

— Иногда если требовался народу герой, то избранной девушке богиня разрешала зачать тут ребенка с военным вождем. Теперь такой же случай. Нашему народу требуется герой от плоти и крови его. Я избранная, потому что меня без моих просьб посвятили в шевальер, и таких, как я, больше нет во всей округе. Ты — военный вождь нашего народа, хоть и не баск. Все сошлось. Иди ко мне… Будь силен и пылок.

И она с готовностью опрокинулась спиной на шкуры, медленно раздвигая ноги в коленях.

Аиноа отдалась мне охотно, страстно и полностью. Но как бы это точнее выразиться… она не наслаждение получала от процесса, не любовь крутила с любовником, а трудилась подо мной — сознательно делала ребенка.

— Почему ты думаешь, что обязательно зачнешь этой ночью? — поцеловал я ее по очереди в каждый глаз, когда все закончилось.

— Луна подсказала, — бесхитростно ответила девушка.

Помолчала, прислушиваясь к себе. Потом решительно промолвила:

— Ты иди пока. Еще придешь сюда на рассвете. Закрепишь свое семя во мне.

И пошел я в этот подземный садистский душ. Моя промежность и бедра были в разводах темной крови.

У входа в пещеру было темно. Лишь ослепительно в лунном свете сверкнули крупные белые зубы Марка.

— Как тут? — спросил я его.

— Никого. Все тама вниз, — охотно ответил негр на своем васконском «суржике», откладывая в сторону свой страхолюдный топор.

— Выпить есть?

В ответ мне молчаливо протянули небольшой козий мех, наполовину уже пустой.

Кисленькое винцо.

Самое оно сейчас.

Чтоб блажь с лица как рукой.

Из замка мы ушли тихо, предупредив старшего стрелка в карауле, чтобы сказал про нас, только когда об этом спросят. Самому не докладывать.

Аиноа и ее паж, я, Микал и Марк — вот и вся наша кавалькада.

Дорога была всем знакома, и мы ее прошли на быстрой рыси. Точнее, это они — на рыси, а я на своем иноходце, как в кресле.

По дороге подумал, что надо Аиноа подсказать фасон юбки-брюк, а то ее юбки сильно задираются, когда она сидит в седле по-мужски.

В Эрбуре по капризу Аиноа отстояли вечернюю службу на коленях.

Потом исповедались у низкорослого пузатенького падре, которому никто не сказал, кто я. Сам же на исповеди я представился как «Франциск, раб божий».

Потом основательно отужинали в доме шевальер. В обычном двухэтажном доме зажиточного баска с общей черепичной двускатной крышей над жилой и хозяйственной половинами. Разве что оба высоких этажа сложены из дикого камня, а не только первый. Ну и размер дома впечатлял. А так только голубятня со сторожевой вышкой над ней и намекала на то, что это дом сеньора.

Накрыли ужин на втором этаже, на гульбище, которое со стороны двора опоясывало дом, и откуда открывался прекрасный вид на долину и дорогу.

Еда была простой, но очень вкусной, прислуга — предупредительной и вышколенной. Подавали жаренную на бронзовой решетке форель, выловленную мальчишками в горном ручье часа два назад. Лук, чеснок, тушеные овощи.

— Это настоящая еда басков? — спросил я шевальер.

— Так и есть, сир. Ничего особого не готовилось. Я же никого не предупреждала о гостях. Основная особенность васконской кухни — это всегда свежайшие продукты и горные травы вместо заморских специй. И конечно же чеснок! А так — нет никакой такой особенности, как, к примеру, в Провансе или Бретани.

— Мы не опоздаем к водопаду? — спросил я, вытирая губы льняной салфеткой. — Вдруг его в темное время суток закроют?

— Кто? — звонко захохотала Аиноа. — Кто может закрыть водопад?

Я заметил, что в узкой компании она перестала мне посекундно «сиркать».

— Ну… тот, кто его и открывает, к примеру, — высказал я свое предположение, усилив смех сотрапезников.

В горы выдвинулись по узкой тропе цепочкой, ведомые очередным егерем шевальер.

Долго ехали, часа два — два с половиной. Медленным шагом.

На довольно большой площадке, с которой весь Эрбур смотрелся как на ладони, оставили лошадей и свиту. Только Марк увязался за мной как пришитый, к явному неудовольствию Аиноа.

К самой пещере поднимались уже пешком и подошли к ней в закатных красках окружающих камней и сухой растительности. Если бы меня не вели, то я бы ни за что вход в пещеру не нашел. Так его природа замаскировала.

У входа Марк согласился остаться сторожить нас снаружи, при условии, что он убьет всякого, кто попытается за нами в пещеру войти.

Теперь сижу рядышком со своим телохранителем, пьем кислое вино, передавая мех друг другу.

И я с нетерпением жду в пиренейских небесах малейшего намека на рассвет.

Глава 11

НАВАРРСКОМУ ФЛОТУ — БЫТЬ

Крутил в руках, ощупывал, осматривал, разве что на зуб не пробовал, но дефектов не находил. Толковый все же ювелир мне попался, хоть и с улицы пришел. Звезд с неба, конечно, не хватает. Не ювелир даже — златокузнец. Далеко не Бенвенуто Челлини, а всего лишь ремесленник. Но ремесленник крепкий. Позолоченная узкая корона из серебра его работы на мой сарацинский шишак меня удовлетворила. Сойдет для сельской местности. Главное — получилось информативно для окружающих.

Заодно эта корона прикроет довольно уродливые заклепки, которые наваял замковый кузнец, когда делал мне в шлеме ременной амортизатор по типу касок двадцатого века. А то перспектива получить железом по шлему, надетому прямо на голову… ну, на подшлемник стеганый… не есть гуд, и это мне заранее не нравится. Вот я и сподобился объяснить замковому «гефесту» простую ременно-веревочную конструкцию на примитивных каленых заклепках. В просверленную дырочку одна сторона кожаного ремня приклепывается изнутри шлема к стенке, а другая стягивается по центру с такими же кожаными ремешками веревочкой. Или кожаным шнурком. И амортизирует такая конструкция хорошо, и вентилирует одновременно.

Прогресс бывший бароний кузнец освоил как первый блин — комом. Нет, сделал все как надо, разве что заклепки получились у него, на мой взгляд, совсем неэстетичные. Можно сказать, испоганил подлец товарный вид дорогого парадного шлема.