Новая прошивка императора - Николай Бутримовский

где я поздоровался с несколькими потеющими от волнения полицейскими чинами…

Но когда два неброско одетых в гражданское платье человека представились, то от волнения вспотел уже я — передо мной стояли Сергей Васильевич Зубатов и Евстратий Павлович Медников[6]. Так и познакомились…После мне указали на дверь:

— Агент Михеев ждёт, ваше императорское величество.

— Он в курсе, зачем здесь?

— Нет.

— Я понял, спасибо за службу…

Открыв дверь, оказался в просторной, светлой комнате, где за столом сидела невзрачно одетая девушка. Отреагировав на звук открывшейся двери, она вздрогнула, а затем поняв, кто зашёл из коридора, вскочила со стула.

— Ваше императорское величество?.. Но как…

— Нас не представили друг другу, мадемуазель Зоя, но в сложившихся условиях… Рад знакомству и лично хочу выразить вам свою признательность и восхищение…

На меня удивлённо и с некоторым верноподданическим восторгом смотрела смелая, волевая авантюристичная молодая женщина, патриотка и, не побоюсь этого слова, монархистка. А я… Я был глубоко поражён её энергией, её внутренней силой, авантюристичностью, шармом. Поражён настолько, что не обратил никакого внимания на совершенно неухоженный внешний вид.

«Ну дела… Одно мгновение, и пропал от страсти…»

[1] Александр Фёдорович Редигер (12.01.1854–26.01.1920), профессор академии Генерального штаба. В 1905–1909 годах занимал пост военного министра. Судя по воспоминаниям, Ванновский ему благоволил. Был уволен за излишнюю откровенность с депутатами Государственной Думы при обсуждении недостатков в армии. Написал биографическую книгу «История моей жизни. Воспоминания военного министра», последнее её издание было в 2023 году.

[2] Иван Константинович Григорович (26.01.1853–03.03.1930). В русско-японскую войну был командиром порта в Порт-Артуре, проявил себя хорошим организатором хозяйственной и ремонтной деятельности во время осады, в 1911 году стал последним морским министром Российской империи, реализовал предвоенную судостроительную программу: построенные перед ПМВ линкоры, крейсера и эсминцы воевали и в период ВОВ.

[3] Иван Михайлович Диков (17.07.1833–13.09.1914). Морской министр в 1907–1909 годах.

[4] Великий князь Сергей Михайлович известен достижениями на ниве организации артиллерии, но также существует мнение, что он подобно Алексею Александровичу изрядно залез в артиллерийскую казну.

[5] Николай II не любил Петра I, в частности это выражалось в том, что царь не держал портрета Петра Великого, хотя другие цари у него в кабинете висели.

[6] Сергей Васильевич Зубатов (26.03.1864−03.03.1917), Евстратий Павлович Медников (…12.1853−02.12.1914) в представлении не нуждаются.

Глава XVII

Наша, гхм, беседа вышла продолжительной…

— Быть может, тебе уже можно не возвращаться? — не выдержав мыслей о предстоящих мытарствах Зои, спросил я.

— Этой мой служебный долг, ваше величество, — чопорно, но со смешинкой в глазах ответила девушка.

На что мне оставалось лишь кивнуть, ибо менее всего я желал сломать её характер:

— Долг самурая тяжелее горы, а смерть легче пёрышка… Так говорят на востоке, и я склонен согласиться с этим высказыванием. Каждый из нас на своём боевом посту.

— Очень романтично и красиво, я бы хотела там побывать.

— И побываешь! Береги себя и не дай раскрыть… Скоро твоя операция будет завершена по пока неучитываемым господином Зубатовым политическим моментам.

— Ваше величество, если это из а…

— Нет, но мне бы хотелось, чтобы это было «из-за»… — улыбнулся я. — Как сильно я желаю сделать для тебя хоть что-то! Но ситуация изменится по иным государственным причинам…

После продолжительного и, гхм «неожиданно плодотворного общения» с агентом Михеевым я задержался у закрытой тайной кареты и немного поговорил с Зубатовым.

На этого замечательного человека у меня были большие виды!

— Сергей Васильевич, вы уже в курсе реформы МВД и моих желаниях в части рабочего вопроса?

— Так точно, ваше императорское величество! Министр дал мне поручение о подготовке ряда документов.

— Отменно. Рассчитываю на вас, Сергей Васильевич. Мы ещё будем иметь возможность пообщаться, и я с интересом выслушаю предложения. А сейчас мне пора… И последнее — берегите агента и немедленно отправьте записку моему дежурному секретарю по окончании этого дела.

— Слушаюсь, ваше императорское величество! Непременно исполню.

Во второй половине дня состоялась поездка в Московский университет. Несмотря на нервозную обстановку среди начальства свежесозданной СЕИВ СИБ, удалось договориться о минимуме охраны. Ставка делалась на внезапность и относительную, в отсутствии официоза скрытность — я даже оделся ради этого в «гражданку», впервые одев на голову котелок!

Небольшой кавалькадой мы подъехали к каком-то чёрному ходу, поднялись наверх, миновали пустынные по летнему времени коридоры и оказались в просторной аудитории… Где нас встречала группа местных видных учёных и преподавателей. По приглашению Менделеева с учётом моих пожеланий на совещании с наукой присутствовали: химик Зелинский[1], психиатр Сербский[2], ботаник Тимирязев[3], геолог и философ Вернадский[4], физики Умов[5] и Лебедев[6], медики Рейн[7] и Минаков[8].

Говорили долго, я пытался наводящими вопросами выяснить текущее состояние в науках — спрашивал очень осторожно, чтобы не сказануть что-нибудь странное. Но иногда случалось наоборот — «странное» приходилось слышать мне. Впрочем, обусловлено это было обычным недостатком знаний — ведь лекции по истории науки я всегда предпочитал пропускать, а что всё-таки изучил, то основательно забыл!

А физики напомнили! Оказалось, что они здесь вовсю исследуют уже открытую теоретическую формулу, которая связывает энергию и массу, почти ту самую, эйнштейновскую! Только вид её пока был не вполне каноничен: E=kmc^2. Вот и бился Николай Алексеевич Умов над значением коэффициента k!

Услышав рассказ Умова, я крепко задумался — а ведь мы можем очень бодро двинуть физику вперёд. Нужно всего ничего, дозированный вброс знаний про СТО уж в этом-то я силён! — преобразования Лоренца вот-вот появятся, часть его работ вышла, а завершит он всё к концу века. Кроме того, Фогт уже должен был исследовать эффект Доплера, да и Лармор что-то там химичил с инвариантными преобразованиями вокруг уравнений Максвелла[9]…

«Вопрос в том — надо ли это делать?..»

— Хорошо, господа, — наконец подвёл итог затянувшейся дискуссии на вольные темы я. — Весьма польщён нашей беседой и если случится возможность, то обязательно хотел бы продолжить. А сейчас к делу! Я желаю усилить наши научные разработки и планирую учредить специальный императорский фонд для дополнительного финансирования исследований, но с некоторыми особенностями — деньги будут выдаваться под практические работы. Чистая наука по-прежнему остаётся в ведении университетов и академии, а фонд будет выдавать деньги на конкретные изобретения — скажем, это могут быть какой-либо механизм, полезное химическое вещество или технология его получения, лекарство, медицинская методика лечения определённого вида заболеваний, изыскание какого-либо месторождения или селекция полезного растения…

Планируется четыре вида субсидий —