Не тот год III - Михаил Владимирович Баковец

паузами. Что хуже всего — аппарат оказался на небольшой высоте. Потому-то его немцы увидели и подбили. Мне показалось, что У-2 чуть ли не касался брюхом вершин сосен. Конечно, это был обман зрения. Но всё равно низко. Опасно низко!

«Кто же там такой наглый или безбашенный? — с лёгкой злостью в адрес наших авиаторов подумал я, следя за тем, как пятно пульсирующего огня быстро удаляется в глубь лесного массива. — Вот на хрена так низко было спускаться⁈ И так хорошо же бомбили».

Чем-то помочь сбитым в данный момент я не мог. Расчёт пэвэошных пулемётчиков расстрелял, наверное, в тот же момент, когда они сумели подбить наш самолёт, а дальше добивал всех, кого видел. Не обходил вниманием и уцелевшие истребители.

И вдруг в какой-то момент враги закончились. Кто не убежал прочь в темноту, те остались лежать на закопчённом снегу, отбрасывая кривые тени от пожарищ. Некоторые из них ещё шевелились, издавая стоны той или иной громкости. На таких я не жалел лишней пули, награждая лёгкой и быстрой смертью.

— Андрей? — раздался громкий оклик слева. Голос принадлежал Серёге.

— Я! — быстро ответил я приятелю.

Через секунду он вышел из-за деревьев. Спустя пять минут наша группа собралась в полном составе. Потерь не было. Даже раненых не оказалось. За это стоило благодарить мои обереги. А про то, что без них парням пришлось бы тяжко, говорили многочисленные следы на их белых маскхалатах. Подпалины и прорехи от пуль с осколками щедро украшали одежду. Такие же были и на мне. И вот хоть убей бог, но я не могу вспомнить, когда мне досталось.

— Я видел, что одного нашего бомбера подбили, — первым вспомнил о потерях наших лётчиков Хари. — Он низко летел. Вряд ли до своих дотянет отсюда. Помочь бы.

— Я тоже видал, — кивнул Иван и махнул рукой. — Вон туда полетел.

И все посмотрели на меня.

— Сначала отойдём отсюда подальше, а потом я попробую зацепить какую-нибудь сову или филина. А то в окрестностях их теперь шиш отыщешь после такого-то шума, — ответил я им.

Опасения оправдались. В радиусе пяти километров вокруг уничтоженного немецкого аэродрома не осталось ни единой птахи, которую я мог бы попытаться подчинить с помощью какого-нибудь из своих амулетов. Ни совы, ни филина, ни ворона, ни ястреба или сокола. Лишь отойдя настолько, что горящий аэродром превратился в багровое зарево на горизонте, у меня получилось найти сову.

Заставив птицу подняться повыше, я пустил её зигзагами и кругами, накручивая постепенно увеличивающиеся восьмёрки в воздухе.

Подбитый У-2 оказался совсем не там, где я ожидал его найти. Пилот заложил заметный крюк в сторону. Возможно, чтобы ввести в заблуждение поисковую группу фрицев, если те отправят таковую за подбитым советским самолётом. Вот только в темноте и явно потеряв ориентацию, либо совсем не зная местности наши лётчики оказались недалеко от крохотного посёлка, где квартировали оккупанты.

Те падение «кукурузника» заметили и отправили к месту небольшой отряд солдат. На счастье лётчиков шли немцы не торопясь и вышли к самолёту не сразу, наверное, заплутав в темноте. Всего врагов оказалось шесть человек, но к моему появлению двое из них уже неподвижно валялись на снегу среди стволов деревьев. Ещё один сверкал свежими бинтами на левой кисти руки. Плюс шинель была застегнута вкривь и вкось. Полагаю, что под ней тоже имеются повязки. Убитые и раненый оказались делом рук наших лётчиков. Почему-то они не ушли от места жёсткого приземления, которым стала просторная лесная поляна. Заставив подлететь птицу поближе, я быстро понял отчего так произошло. Один из пилотов неподвижно лежал за обгорелым пеньком в десяти метрах от У-2. В паре метрах от него пристроился с пистолетом второй. Рядом валялся ещё один ТТ. Полагаю, принадлежавший раненому лётчику, который не мог сражаться.

Получив крутую встречу и потеряв половину личного состава, фрицы засели за деревьями, иногда постреливая из винтовок в сторону лётчиков и выкрикивая призывы в стиле «рус, сдавайся!», «иван, шнель-шнель в плен» и тому подобное.

Тут мне в голову пришла мысль, что немцев могло быть и больше. Просто одного-двух они отправили к своим за подмогой после понесенных потерь.

Бамц!

Рядом с лицом высунувшегося излишне далеко фрица в ствол липы ударила пуля из ТТ. Щепками сильно поранило ему щёку.

— А-а, шайзе! — заревел тот и отшатнулся назад, уронив винтовку, из которой целился в сторону самолета. Но вышло так, что при этом из-за дерева выступила половина его тела.

Мгновенно раздался новый хлёсткий выстрел, прозвучавший, как удар пастушьего бича!

— А-а-а! — дико завопил раненый, навзничь падая в снег. Там он завозился, пытаясь перевернуться и встать на ноги. Но каждое движение вызывало у него новый крик боли и заставляло замирать. Между тем снег вокруг него стремительно окрашивался в тёмный цвет. Судя по его поведению и льющейся ручьём крови пуля лётчика разнесла ему плечевой сустав и повредила или крупную вену, или артерию.

Его сослуживцы принялись окликать его, но раненый только стонал, не отвечая на чужие вопросы. Бежать к нему на помощь никто из выживших не торопился. Явно боялись попасть на мушку столь меткому русскому стрелку.

Я даже чуть-чуть позавидовал мастерству пилота. Сам бы я без заговора или оберега в темноте и с расстояния почти в тридцать метров ни в жизнь не попал в столь небольшую цель. И тут же подумал:

«Летун из тебя, парень, тот ещё. Надо же так подставиться под пулемет кромешной ночью. А вот разведчик или снайпер вышел бы просто загляденье».

Дальше я решил помочь нашим лётчикам. Целью выбрал самого осторожного и самого опытного врага. Это был второй из оставшейся нетронутой парочки. Он за время моего наблюдения уже дважды сменил позицию и всего один раз выстрелил. Причём его пуля пронеслась совсем рядом с лётчиком. Так как тот очень характерно дёрнулся и съёжился на снегу. Похоже поступают люди, у виска которых миг назад просвистела пуля.

Сова облетела вокруг дерева, за которым укрывался фриц, а затем, расправив крылья, бесшумно полого спикировала.

— У-у-уых! — за несколько метров до врага птица подала голос.

Немец машинально вскинул голову вверх и через миг ему в открытое лицо влетел мой пет. Огромные когти-крючья сомкнулись на щеке и носу, а короткий и острый клюв ударил в левый глаз.

Над лесом прокатился истошный полный боли и страха человеческий крик.

— А-а-а-а!

Удар! Удар!

Сова молниеносно нанесла двойной удар клювом в глаза до того, как ладони немца схватили её лёгкую тушку. Инстинктивно он попытался содрать её со своего лица