Птицы и сны. С.-Петербургъ: хроники иномирья. - Владимир Слабинский

В молодости я изучал боевые искусства. У меня хорошие чувство равновесия и координация движений. Расхрабрившись, я решил скатиться на ногах. Разбежался и, набирая скорость, помчался вниз по склону, ловко объезжая появляющиеся на пути препятствия. Удержался на ногах, доехал до самого низа и уже начал выходить с ледяной дорожки, когда в этот самый момент…

Мы поднялись одновременно, я отметил, что она маленького роста. «Как же ей, столь невесомой на вид, удалось сбить меня с ног?» – думал я, не решаясь предложить ей помочь отряхнуться. Впрочем, она в этом и не нуждалась. «Блондинка, глаза серые и такие чудные пухленькие щечки!» – продолжал я глазеть на незнакомку.

– Извините, я случайно, – произнесла она слабым, но приятным голосом.

– Это вы извините, это я не успел сойти в сторону, – я попытался отвести свой взгляд от ее лица и не смог.

– Меня Настей зовут.

– Саша, – отчего-то я не захотел называться полным именем и отчеством.

– Побежали еще кататься! – она помчалась вверх по склону.

Я молча побежал следом: «Дыхание ровное, бег в стиле волчий аллюр: размашистый и плавный» – отчего-то вспомнились указания старого сэнсея, главы школы «Морской шиповник». Эти воспоминания показались мне столь же глупыми, сколь и неуместными.

Мы еще раз скатились с горки. Для равновесия она держала меня под руку и смеялась.

– Пойдемте гулять?

– Я с удовольствием, только вот, куда лучше?

– Неважно, скажем, по этой аллее, – сказала она и, когда мы пошли в темноту парка, спросила, – Саша, а вы стихи знаете?

Никогда прежде я не читал стихов в подобных обстоятельствах. Но мне захотелось сделать это именно для нее, и я продекламировал.

Ночь, и снег летит пушисто,

тихо, тускло, темнота,

только белые пушинки

и смятенья чернота.

Ночь, и смех летит сверкая,

суемятица любви.

Нет, не прав я, ожиданья,

ожидания любви.

Снег летит и на ладони

тает просто ни о чем.

Он, она, их только двое

вдоль по улице пустой.

Как шальное сновиденье,

Пусто, снежный фейерверк

и счастливое смятенье,

поцелуй, прервавший смех.

Настя не смеялась, а, напротив, смотрела очень серьезно. Глаза у нее были большими и глубокими.

Мы танцевали под снегопадом на террасе дворца. Играл вальс, огромные снежинки медленно падали ей на волосы.

– Как красиво! – сказала Настя.

Я промолчал. Я был счастлив.

– Глянь, с кем это Нарышкина кружится? – громко спросила у своего спутника пожилая дама в парике кудряшками.

Мне было все равно. Я был счастлив и не хотел обращать внимание на других людей: «Какое мне дело до их вопросов?».

– Где, Машенька? – принялся озираться по сторонам спутник.

– Да, вот же! Настя, дочка Дмитрия Ивановича Нарышкина.

Стало холодно.

– Вы – мадемуазель Нарышкина? Представительница одного из древнейших русских родов?

– Да, Саша, а что?

Я остановился, отпустил ее руку и, сделав шаг назад, произнес деревянным голосом.

– Позвольте представиться, Любарский Александр Стефанович, дворянин!

– Саша, это так официально! Уж не собираетесь ли вы на мне жениться? – она была все еще весела.

– Если вы считаете, что я уже обязан это сделать, – я ненавидел себя в эту минуту, но продолжал говорить, – то, как честный человек, я готов…

– Какой вы дурак! – рассердилась девушка. – Оставьте меня!

Она сбежала с террасы в парк, а я остался.

Пожилая пара продолжила обсуждение происходившего.

– Машенька, я помню Настю совсем ребенком. Ангелочком с кудряшками.

– Это когда же было! Спиридоныч, ты еще Крымскую кампанию вспомни! И кудряшек у нее отродясь не было. Совсем старый стал…

Я стоял и смотрел на удаляющуюся по аллее девичью фигурку, и стало мне плохо…

III

Весна обозначила свой приход безумными, терпкими ароматами земли и неба. Запах –это, пожалуй, главное сокровище весны. Он щекочет ноздри, волнует чувства, будит воображение. Весна пахнет молодостью и надеждой. Всякий человек даже самый старый и немощный обнаруживает в себе желание жить. Невзгоды, болезни отходят на задний план. Не до них! Жить наполнено и ярко, не задумываясь о последствиях, без всякой экономии – таков лейтмотив весны.

Я дышал. Одежда на мне чудным образом переменилась. Я был в белой рубашке, пиджачной паре в мелкую полоску и лаковых штиблетах. «Сколько же денег князь тратит на магию для бала?» – мелькнула приземленная мысль. Интеллигентному человеку не приличествует считать деньги в чужом кармане, и я прогнал ее. Окружающее настраивало на возвышенный лад. Я дышал полной грудью.

По аллее навстречу шла парочка. Он нежно держал ее под локоток. Она шла, опустив глаза.

Из земли начала быстро расти трава и вскоре ее свежая зелень, радуя глаз, заполонила все пространство между дорожками. Мне захотелось разуться и пройтись босиком, ощутить ступнями шелковистость травы. Подойти к первым цветам, что смело вылезли из еще холодной земли.

Я оглянулся на прошедшую мимо парочку и только сейчас сообразил – это она! Девушкой была Настенька! Это она опустила глаза, встретившись со мной. Кровь бросилась мне в голову. Что это за наглый хлыщ вцепился своей лапищей в хрупкое создание? Да как он смеет!

Я развернулся и побежал за ними.

– Милостивый государь, извольте остановиться! – запыхавшись, произнес я и удивился тону своего голоса.

– Сударь, в чем дело?

Он стоял и смотрел мне в глаза, с той открытостью, что отличает людей благородных и честных. Я предпочел не замечать его добродетелей.

– Вы, милостивый государь, невежа!

Молодой человек растерялся.

– Но, сударь, что я сделал?

– Вы, милостивый государь… – я задохнулся от переполнявших меня чувств. – Вы – невежа!

Настя смотрела на нас широко раскрытыми глазами и ничего не могла понять. Ее локоть по-прежнему находился в руке молодого человека.

В другое время и при других обстоятельствах я бы отметил, как они подходят друг другу. Оба молодые. Он – высокий, широкоплечий еще по-юношески стройный. Она – хрупкая, сероглазая. Они были гармоничной и красивой парой. Но черный эгоизм пеленой закрыл мои глаза.

– Вы – невежа…

– Сударь, извольте объясниться. Я не позволю вам вести себя подобным образом!

Вот и все. Он попался. Фенита ля комедия. Мне осталось произнести последнюю реплику, только радости от этого я не испытывал.

– Немедленно, здесь, при помощи угодного вам оружия!

Настя открыла от удивления рот. У нее белые, красивые, совершенно здоровые зубки, профессионально отметил я.

– Извольте! – молодой человек чопорно поклонился, – рапиры!

– Господа, опомнитесь! –