Шелест-2. Экспедитор - Константин Георгиевич Калбанов

такой резкой. Но я не собирался упускать случай, которого я так долго ждал, а потому не мог не воспользоваться им. Вот только Долгорукова пока и впрямь не понимает, чем вызвана моя реакция, а значит, нужно ей подсказать.

— Я объясню, чего я взвился, Анна Дмитриевна. Тогда, на балу в вашем доме, никто не знал о том, что мой дар поднялся до первого ранга, и процесс роста продолжается. Её высочеству было известно о том, что я поскрёбыш и мне прямая дорога в Измайловский полк. Но она и полусловом не обмолвилась о том, что боярыня Тульева и княжна Голицына одно и то же лицо, хотя прекрасно понимала, что я об этом не догадываюсь.

— И что в этом такого? — несколько нервно пожала плечами Мария. — Какой тебе с этого убыток?

— Она должна была стать моим полковником, а я её солдатом.

— Это её трудности.

— Проблемы тех, кто мне дорог, мои проблемы, ваше высочество.

— А может, тебе просто нравится быть любовником этой старухи? — с язвинкой поинтересовалась Долгорукова.

— Прошу меня простить, ваше высочество, ваше сиятельство, — сделав морду кирпичом, поклонился я. После чего повернулся к сестре. — Лиза?

— Прошу меня простить, ваше высочество. — Сестрица присела в лёгком реверансе.

— Лиза, ты-то чего? — обиженно выдала Мария.

Хм. А ведь, пожалуй, что и не играет. Обычно она хорошо собой владеет, но тут её укололо больно, и её вопрос был сродни… Отчаянию? Она и впрямь добивалась моей дружбы? Не использовать, а реально иметь рядом человека, которому можно довериться целиком и полностью? А может, она всё же запала на меня? М-да. Круто. Но если это и впрямь так, то я всё сделал правильно.

Шешковский прав, княжну есть кому защитить от открытого нападения. Князь Долгоруков сделал соответствующие выводы, и теперь компаньоны его дочери имели амулеты «Панцирь» и «Кольчуга». Вот только от удара в спину это не убережёт. Шансы на то, что для этого злоумышленники выйдут на меня, конечно, так себе. Но и не сказать, что совсем уж безнадёжные.

— Ваше высочество, коль скоро вам не угоден мой брат… — начала было сестрица.

— Лиза, прекрати эту комедию, — перебила её Мария, и ко мне: — Пётр, если у тебя так уж свербит, то пойди подыши свежим воздухом, выпей студёной воды и трезво подумай о случившемся. А тебя, подруга, я попрошу не пороть горячку и выслушать для начала меня. А там уж и выводы сделаешь.

— Лиза, Мария Ивановна совершенно права. Если она полагает себя твоей подругой, то как минимум тебе следует её выслушать.

Я вновь поклонился и пошёл прочь. Сестрице и впрямь лучше сохранить с княжной дружеские отношения. Теперь я в них практически не сомневался. С одной стороны, это купирует негатив в отношении меня, с другой, у меня сохранится возможность получать информацию о Долгоруковой из первых рук.

Жаль, что момент подачи спиртного ещё не настал, я бы тяпнул стопку хлебного вина, как тут называют водку. Впрочем, прохладный морс тоже пойдёт, а то как-то пересохло в горле. И причина вовсе не в размолвке с Долгоруковой. В конце концов я к этому не то что был готов, а сам подбирал удобный случай.

Значит, княжна Голицына. Только теперь до меня дошли затыки в обращении к ней со стороны знакомых, слуг и крестьян. Нет, по имени-отчеству или там когда называли матушкой, барыней, тут всё нормально. Но когда доходило до титулования, их всякий раз подмывало ввернуть «светлость» вместо «сиятельство». И ведь всё на поверхности, что сейчас я вижу воочию, но никакая супер память не помогла мне это приметить раньше. Я ведь в эту сторону и не думал.

Утолив жажду стаканом клюквенного морса, я направился в сторону княжны Голицыной. Моё приближение не осталось незамеченным, и небезызвестный мне майор Изотов чуть сместился, выходя вперёд и как бы прикрывая Елену Митрофановну. Со стороны ничего не понять, так как этот манёвр можно рассмотреть только с моего ракурса. Да и то, если знать о подоплёке происходящего.

Вообще-то, по факту, ну или по правилам здешнего этикета, мы с княжной не знакомы. Она ведь представилась как боярыня Тульева, здесь же предстала в ином статусе. Поэтому мы вполне могли игнорировать друг друга без какого-либо ущерба для репутации. И именно этим вызвано поведение майора, пытающегося пресечь возможную неловкость.

Ну мало ли, что взбредёт мальчишке, вдруг увидевшему свою бывшую любовницу. Юнцы они такие максималисты, что с него станется броситься ей в ноги, рассыпаясь в комплементах, пожирая взглядом объект своей чистой и незамутнённой любви.

— Добрый день, Аркадий Давыдович, — остановившись перед майором, я сделал учтивый поклон.

— Добрый день, Пётр Анисимович. Ваша светлость, позвольте представить вам моего знакомого Ярцева Петра Анисимовича, помещика Воронежского княжества. Княжна Голицына Елена Митрофановна, полковник Измайловского его императорского величества гвардии полка, — был тот вынужден отрекомендовать меня.

При этом в его взгляде я увидел облегчение, смешанное с одобрением. Знай наших! Мы, поди, тоже не лаптем щи хлебаем. А вот в глазах княжны тут же заплясали озорные бесята, а на устах появилась, пусть и едва заметная, но многообещающая улыбка. Старуха? Х-ха! Оставьте свои колкости для кого другого, Мария Ивановна! Эта старуха даст сто очков вперёд любой девчонке. Просто нужно немного потерпеть. А пока ведь можно и пригласить её на танец. Благо в этом нет ничего предосудительного. Во всяком случае, для неё. А уж что подумают о молодом проныре, мне как-то без разницы…

Глава 16

Дольше положенного задерживаться подле княжны Голицыной я не стал. Застолбил за собой кадриль и подался восвояси. Танец, с одной стороны, весёлый и живой, с другой, есть время постоять с партнёршей и перекинуться парой-тройкой слов. Вообще-то, я не думал ограничиваться одним танцем, дабы угодить даме, но Елена Митрофановна взглядом дала мне понять, что хорошего понемногу. С чем я легко согласился, потому как не желал упускать возможность прикоснуться к зелёному сукну. Разумеется, если сумею пробиться сквозь толпу желающих.

Наконец распорядитель начал зазывать пары для полонеза, открывающего любой бал. Я вооружился бокалом шампанского и отошёл в сторонку. Ну вот не люблю я все эти танцы. Никогда не любил. Уйти же сразу в игровую комнату не мог, так как должен танец Тульевой. Вот отстреляюсь, а тогда уж со спокойной совестью и лёгким сердцем, не отвлекаясь на