Воронцов. Перезагрузка. Книга 7 - Ник Тарасов

class="p1">Машка с благодарностью приняла миску и принялась есть. Я тоже взял свою порцию. Каша была простая, перловая с салом, но после долгой дороги на морозе казалась невероятно вкусной.

— Егор Андреевич, — обратился ко мне Иван вернувшийся из дозора, — округу обошли. Всё чисто. Следов чужих нет, никого постороннего. Место спокойное.

— Хорошо, — кивнул я. — Спасибо за службу, садитесь перекусить.

Мы поужинали, выпили по кружке горячего чая. Потом Фома достал флягу:

— Ну что, мужики, по маленькой? Для сугреву?

Охранники не отказались. Я тоже принял символическую чарку.

— За удачную дорогу! — провозгласил Фома. — И за то, чтобы дома всё хорошо было!

— За удачную дорогу! — подхватили мужики.

Мы выпили. Приятное тепло разлилось по всему телу.

Машенька, конечно, не пила — в её положении это было недопустимо. Она сидела рядом со мной, укутанная в шаль, и с улыбкой наблюдала за мужской компанией.

Вечер спустился на поляну. Звёзды высыпали на небо — такие яркие и крупные, какими не бывают в городе.

— Красиво как, — тихо сказала Машенька, глядя на звёздное небо. — Прямо как алмазы рассыпаны.

Я обнял её за плечи:

— Да, красиво.

Мы сидели, прижавшись друг к другу, и наслаждались моментом. Несмотря на холод, несмотря на то, что мы в дороге, вдали от дома — было хорошо. Спокойно и хорошо.

— Егорушка, — прошептала Машка, — я так счастлива. Вот прямо сейчас, в эту минуту — счастлива.

— Я тоже, солнышко.

Я поцеловал её в макушку:

— Ничего больше не нужно. Это и есть настоящее счастье.

Мы ещё немного посидели у костра, потом Машка зевнула:

— Егорушка, я спать хочу. Можно уже в шатёр?

— Конечно, идём.

Я помог ей подняться, и мы направились к шатру. Внутри было тепло, на разложенных шкурах лежали наши дорожные одеяла.

Мы улеглись, укрывшись одеялами и прижались друг к другу. Машка сразу же затихла, засыпая. А я ещё некоторое время лежал без сна, слушая звуки ночного лагеря.

За стенками шатра приглушённо доносились голоса караульных, потрескивание костров, изредка — фырканье лошадей. Всё было спокойно и мирно.

Я думал о завтрашнем дне. Ещё один день пути — и мы будем дома, в Уваровке, где всё знакомо и привычно.

С этими мыслями я наконец заснул, обнимая любимую жену.

Глава 13

Проснулся я от того, что кто-то осторожно растолкал меня за плечо. Открыв глаза, я увидел склонившегося надо мной Захара.

— Егор Андреевич, рассвет скоро, — тихо сказал он, чтобы не разбудить Машеньку. — Пора собираться.

Я кивнул, осторожно высвободился из-под одеяла и вышел из шатра. На поляне уже царило деловитое оживление. Костры снова разожгли, над одним висел котелок с кашей, возле другого грелись караульные, закончившие ночную смену.

Морозный воздух ударил в лицо, заставив окончательно проснуться. Я подошёл к костру, протянул руки к огню.

— Доброе утро, Егор Андреевич, — поздоровался Фома, подходя с кружкой дымящегося чая. — Вот, выпейте. Согреетесь.

— Спасибо, — принял я кружку и сделал глоток. Чай был крепкий, сладкий, горячий — то, что нужно морозным утром.

— Ночь прошла спокойно? — спросил я у Захара.

— Тихо как в церкви, — ответил тот. — Ни души чужой, ни зверя. Караулы менялись по расписанию, никаких происшествий.

— Отлично. Сколько времени до выезда?

— Час, не больше, — прикинул Захар. — Лошадей запрячь, самим поесть, лагерь свернуть. К рассвету тронемся.

Я допил чай и вернулся в шатёр. Машенька уже проснулась и сидела, кутаясь в шаль.

— Доброе утро, солнышко, — поздоровался я, целуя её в щёку. — Как спалось?

— Хорошо, — улыбнулась она. — Тепло было, уютно. Только вот умыться хочется.

— Сейчас принесу воды.

Я вышел и попросил одного из ребят принести ковш воды. Вода оказалась ледяной, но Машка всё равно с удовольствием умылась.

— Бр-р-р! — затряслась она. — Холодная!

— Зато бодрит, — усмехнулся я, тоже ополаскивая лицо.

Мы вышли к костру, где уже была готова каша. Быстро позавтракав, мы стали собираться в дорогу. Мужики сворачивали шатёр, гасили костры, запрягали лошадей.

Через час, как и обещал Захар, мы были готовы к выезду. Я усадил Машку в сани, укутал медвежьей шкурой.

— Ну что, солнышко, сегодня доедем до дома. Потерпи ещё немного.

— Я готова, — улыбнулась она. — Жду не дождусь уже!

Захар взял вожжи, свистнул, и наш караван тронулся. Последний участок пути предстоял самый короткий, но и самый долгожданный.

Дорога шла всё той же снежной лентой между полей и перелесков. Солнце поднималось выше, разгоняя утренний туман. День обещал быть ясным и морозным.

Машка сидела рядом, прижавшись ко мне. Она была задумчива, время от времени поглядывала на проплывающие мимо пейзажи.

— О чём думаешь? — спросил я.

— О доме, — улыбнулась она. — Представляю, как мы сейчас приедем, как все обрадуются. Как я зайду в нашу избу, затоплю печь, приготовлю ужин…

— Печь за тебя затопят, — возразил я. — И ужин приготовят. Ты отдыхать будешь после дороги.

— Да ну, Егорушка, — отмахнулась она. — Я не хворая. Беременная — это не болезнь.

— Но отдых тебе нужен, — настаивал я. — Дорога была долгая, ты устала. Дай себе хоть день передохнуть.

Она прижалась ко мне крепче:

— Ладно, если ты настаиваешь. Один день полежу, побалуюсь. А потом за хозяйство возьмусь.

Мы ехали молча минут двадцать, наслаждаясь близостью и покачиванием саней. Я обдумывал предстоящие дела. Их накопилось столько, что голова шла кругом.

— Егорушка, смотри! — вдруг воскликнула Машенька, указывая вперёд. — Вон наш лес! Узнаёшь?

Я всмотрелся. Действительно, впереди виднелась знакомая полоса леса, за которой начинались наши земли.

— Да, это наш, — подтвердил я. — Ещё час — и будем дома.

— Наконец-то! — обрадовалась Машка. — Я так соскучилась!

Предвкушение возвращения домой заряжало энергией. Даже лошади, словно почувствовав близость конюшен, побежали быстрее.

И вот мы поднялись на тот самый холм. Передо мной открылась панорама Уваровки, и я невольно ахнул от удивления.

Деревня заметно изменилась даже за эти несколько дней нашего отсутствия. Прежде всего бросилось в глаза большое строение возле ангара — каркас нового здания, явно жилого. Стены уже возведены наполовину, видны были бревенчатые срубы, леса вокруг, копошащиеся мужики.

— Господи, — прошептала Машенька, — что