Воронцов. Перезагрузка. Книга 4 - Ник Тарасов

— А теперь самое главное, — объявил я. — Сыр!

Мелко порезав сыр, я равномерно распределил его по верху нашего блюда и, убедившись, что всё готово, поставил сковороду в печь, которую Машенька предусмотрительно растопила пораньше.

— Егорушка, а что это будет? — спросила Машенька, с любопытством наблюдая за тем, что у нас получилось.

— А это будет, солнце моё, картошка по-французски, — ответил я, закрывая заслонку печи.

— По-французски? — удивилась она, широко раскрыв глаза. — Интересно, это там, во Франции, такое едят?

Я улыбнулся, видя её искренний интерес и удивление.

— Такое везде едят, Машенька, — сказал я, обнимая её за плечи. — Во Франции, в России, везде, где есть картошка, мясо и сыр. Просто называется так — «по-французски».

— А ты был во Франции? — спросила она, с восхищением глядя на меня.

Я снова запнулся, не зная, что ответить. В моей прошлой жизни я действительно был во Франции — Париж, Ницца, Канны… Но здесь, в этом мире, такое путешествие было бы чем-то из ряда вон выходящим.

— Нет, не был, — ответил я, решив не усложнять. — Но от людей бывалых слышал. И рецепт этот знаю.

Машенька, кажется, удовлетворилась этим ответом и принялась накрывать на стол, готовясь к ужину.

Через полчаса изба наполнилась такими ароматами, что не дожидаясь ужина, можно было наесться собственной слюной. Запах жареного мяса, печёной картошки и расплавленного сыра создавал невероятную симфонию, от которой у меня самого текли слюнки, хотя я-то знал, чего ожидать.

Машенька же всё заглядывала в печь, проверяя, как там наше блюдо. Вдруг она озабоченно нахмурилась:

— Ой, Егорушка, а почему сыр так потемнел? — спросила она, показывая на подрумянившуюся сырную корочку.

— Так нужно, Машенька, — успокоил я её. — Он должен расплавиться и подрумяниться сверху. Тогда будет особенно вкусно.

Она с сомнением покачала головой, но спорить не стала, доверяя моему опыту. Я же сам ножиком проткнул картошку — ещё была не готова, довольно твёрдая.

— Подождём ещё минут двадцать-тридцать и будем ужинать, — объявил я, закрывая печь.

За это время мы успели закончить с приготовлениями к ужину. Машенька достала льняную скатерть, расстелила её на столе, подготовила деревянные ложки и глиняные миски. Я же нарезал свежий хлеб, который сегодня утром принесла тёща.

Наконец, картошка была готова. Я аккуратно вытащил сковороду из печи, используя толстую тряпицу, чтобы не обжечься. Запах был божественный! Сверху образовалась золотистая сырная корочка, а из-под неё проглядывали кружочки картофеля и лука.

Мы разложили по тарелкам ароматное блюдо, достали хлеб и сели ужинать. Первый же кусочек вызвал у Машеньки восторженный вздох.

— Боже мой, Егорушка! Что ж это за чудо такое! — воскликнула она, зажмурившись от удовольствия. — Никогда ничего вкуснее не ела!

Я и сам был поражён тем, насколько вкусной получилась наша картошка по-французски. Всё-таки приготовленная еда в печи на порядок вкуснее, чем там, в XXI веке, в духовке. Всё получилось настолько нежным и сочным, что передать невозможно. Картофель пропитался мясным соком и расплавленным сыром, мясо стало мягким и сочным, а сырная корочка сверху придавала всему блюду особый вкус и аромат.

— По правде сказать, я тоже никогда вкуснее это блюдо не пробовал, — признался я, накладывая себе добавки.

Мы ели молча, наслаждаясь каждым кусочком. Лишь иногда Машенька восторженно качала головой, не находя слов, чтобы выразить своё восхищение.

После ужина, когда посуда была вымыта и убрана, мы сели у окна, наблюдая, как над деревней сгущаются сумерки. Я обнял Машеньку за плечи, и она доверчиво прильнула ко мне.

— Спасибо тебе, Егорушка, за такой чудесный ужин, — прошептала она, глядя на меня с благодарностью. — Ты всегда умеешь удивить.

«Нужно будет ещё вспомнить из рецептов, что я готовил такого, что можно было бы внедрить здесь», — подумал я, перебирая в памяти блюда, которые мог бы приготовить в условиях XIX века.

Глава 15

Дождь шёл всю ночь. То сильный, барабанящий по крыше, то просто накрапывал — тихо, почти неслышно, но прекратился он только ближе к утру. Я несколько раз просыпался от порывов ветра, и от грома, который, хоть и отдалялся, но всё равно заставлял вздрагивать во сне.

Настолько под утро стало зябко, что если бы не Машка рядышком, да печь, которая ещё держала тепло, наверное, околел бы, подумалось мне. Я поёжился, натягивая одеяло повыше, и прижался к тёплому боку жены. Машка сонно что-то пробормотала, не просыпаясь, и повернулась ко мне, обдав тёплым дыханием шею. Так и задремал снова, в тепле и уюте, пока не услышал первых петухов.

Избу наполняла промозглая сырость — казалось, влага проникла всюду, даже сквозь бревенчатые стены. Постель, одежда, волосы — всё было чуть влажным и холодным.

Машка первым делом побежала к печи, раздувая угольки, и подбрасывала щепок, чтоб побыстрее нагнать тепло в избе. Она присела на корточки перед устьем печи и дула на тлеющие угли, пока те не начали краснеть ярче. Потом аккуратно положила несколько тонких лучинок, дождалась, пока займутся, и только потом добавила щепок покрупнее.

— Разгорается, слава Богу, — пробормотала она, отряхивая руки.

Как-то этот дождь принёс с собой холод, и всё отсырело, и было очень зябко. Даже пол под босыми ногами казался ледяным. Я быстро натянул портки, рубаху, но чувствовалось что воздух в доме был холодным, совсем не по-летнему.

— Затопи пожарче, — сказал я Машке. — Чую, день будет холодный. Как бы народ не перехворал.

Она кивнула, не отрываясь от своего занятия. Скоро печь загудела, распространяя по избе благословенное тепло, и мы принялись за утренние дела. Машка достала из подпола молоко, хлеб, творог, и мы сели завтракать.

Когда мы уже заканчивали завтрак, я отодвинул миску и потянулся за кружкой.

— Машка, — сказал я, — поставь-ка новый самовар и сделай липового чая. Профилактики ради. После такой ночи не мешает согреться изнутри.

— Сейчас, Егорушка, — отозвалась она и встала из-за стола, собирая посуду.

И тут к нам в сени кто-то постучал — тихо, но настойчиво. Мы переглянулись с Машкой — кто бы это мог быть в такую рань?

— Егор Андреевич! Мария Фоминична! — раздался приглушённый женский голос из-за двери.

— Да заходи уже, заходи, — буркнул я, узнавая по голосу Прасковью, бывшую жену старосты. — Что случилось? Что ты с