По прозвищу Святой. Книга третья - Алексей Анатольевич Евтушенко

— Сначала Героя, — сказал Михеев.

Максим открутил от кителя Золотую Звезду, бережно положил в стакан.

— У тебя на сегодня ещё какие-то дела есть? — осведомился Михеев.

— Нет. Завтра с утра еду в часть, где мои ребятки служат. Нашёл двоих.

— Ну, тогда всё по правилам, — сказал Михеев и налил Максиму почти полный стакан, а себе плеснул грамм пятьдесят. — Закусить можешь, так и быть.

— Напугал ежа сам знаешь чем, — сообщил Максим, взял стакан и поднялся.

Михеев ждал, глядя на него снизу вверх.

— Толя, — сказал Максим. — Товарищ комиссар государственной безопасности. Хочу тебе сказать, как начальнику, старшему по званию и просто товарищу, что благодарен нашей партии и правительству за высокую награду. Обязуюсь и впредь бить врага изо всех своих сил до самой его поганой кончины.

Максим залпом выпил водку, осторожно взял зубами награду и положил себе на ладонь.

После чего прикрутил Звезду на место и только потом закусил.

— Кстати, о партии, — сказал Михеев, тоже выпив и закусив. — Ты почему у нас не коммунист до сих пор, я понять не могу?

Вопрос застал Максима врасплох. За войной он как-то совсем забыл, что здесь, в первом Советском Союзе, и особенно в это время, членству в ВКП(б) придавали громадное значение.

— Я — комсомолец, — сказал он.

— Это понятно. Я спрашиваю, почему до сих пор не коммунист?

— Так когдабыло вступать? Ты же сам знаешь. Сплошные бои. Сейчас только чуток передохнул.

— Многие как раз перед боем и вступают, — сказал Михеев. — Вот что, Коля. Давай, не тяни, подавай заявление. На задание уже должен уйти членом партии. Или хотя бы кандидатом. Рекомендацию я тебе дам. Вторую даст комсомол.

— А третью? — спросил Максим.

— Могу Судоплатова попросить. Хотя нет, неудобно, он тебя не знает фактически. Даже я, строго говоря, не имею права этого делать.

— Почему? — удивился Максим.

— Учи Устав, Коля. Не менее года должен тебя знать по работе или службе, прежде чем рекомендовать.

— А как же…

— Исключения возможны. Особенно сейчас, в военное время. Но они всё равно должны быть в каких-то пределах.

— Тогда генерал-майора Васильева попрошу, — решил Максим. — Он как раз сейчас в Москве и он меня знает, вместе воевали.

— Это бывшего комдива сорок второй стрелковой? — проявил осведомлённость Михеев.

— Его.

— Попроси. Васильев на хорошем счету, сумел вырваться из окружения. Ну что, теперь звание?

— Давай.

Михеев подошёл к Максиму, отцепил обе «шпалы» от его петлиц, положил в стакан.

— Только давай на этот раз поменьше наливай, — попросил Максим. — Не хочу опьянеть.

— Чекист не должен пьянеть никогда, — наставительно заметил Михеев, но просьбу выполнил, налил немного.

Выпили зановое звание, прикрепили обмытые шпалы на место.

— Ну вот, — сказал Михеев удовлетворённо, оглядывая Максима. — Теперь вижу перед собой самого настоящего лейтенанта государственной безопасности да ещё и Героя Советского Союза. Обскакал ты меня по наградам, Коля!

— Наверстаешь, — пообещал Максим. — Война длинная.

— Длинная? — Михеев пронзительно глянул на Максима.

— Конечно, — Максим подцепил ложкой кусок мяса из банки, положил на хлеб, рядом пристроил кусочек лука, со смаком откусил, прожевал, проглотил. — А ты считаешь иначе?

— Как сказать… смотря какой срок называть длинным.

— Года четыре, не меньше, — сказал Максим. — Это если считать с двадцать второго июня.

— Значит, не раньше сорок пятого года?

— Думаю, да.

— Пессимистично.

— Реалистично, Толя, реалистично.

— Пусть так. Только никому об этом больше не говори. И вообще… поменьше болтай на подобные темы. Могут неправильно понять. Да и вообще поменьше болтай, больше слушай.

— Постараюсь, — сказал Максим. — Так-то я не особо болтлив. Хотя водка, конечно, язык развязывает.

— Со мной можешь и поболтать, — разрешил Михеев. — С другими поостерегись. Ты теперь чекист, а у нас, скажу тебе, всё не так просто и честно, как кажется. Это только Феликс Эдмундович считал, что у чекиста должны быть чистые руки, горячее сердце и холодная голова. У идеального чекиста — да. Но до идеала нам всем далеко, как до Луны.

— Ну, Луна не так уж далеко, как кажется, — заметил Максим. — Каких-то четыреста тысяч километров, десять земных экваторов всего. Долетим.

— Любишь фантастику? — осведомился Михеев. — Уэллса там, Жюля Верна, нашего Беляева. А?

— Люблю, конечно, я же лётчик, меня ввысь тянет. — Но дело не только в фантастике. Тот же Константин Циолковский считает, что космическое пространство вполне может быть завоёвано и освоено с помощью ракет. А он, между прочим, учёный. Серьёзный учёный. Мне как-то попалась его работа про ракетные поезда. Захватывающе!

— Интересный ты всё-таки человек, Коля, — сказал Михеев. — Даже космосом интересуешься. Казалось бы, где мы, а где космос.

— Надо мечтать! Кажется, так заповедовал нам товарищ Ленин? — подмигнул Максим.

— Кстати, о Ленине, — сказал Михеев. Послезавтра седьмое ноября. Двадцать четвёртая годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. Праздник.

— Я помню, — сказал Максим.

— Будет парад на Красной площади. Хочешь посмотреть?

— А можно?

— Теперь можно, — улыбнулся Михеев.

— Конечно, хочу! — воскликнул Максим.

— Тогда жду тебя послезавтра здесь ровно в девять. Парад в десять начинается.

— Отлично. Можно одну просьбу?

— Да, машину завтра можешь взять, — сказал Михеев. — Но только до обеда. После обеда она мне будет нужна.

— Как ты догадался?

— Да тут и гадать нечего, ты же сам сказал, что