Девятый император - Андрей Львович Астахов

пожар погасить не можно. Есть у них еще лесины великие на качелях – ими стены ломают, - и лестницы, и всякий другой наряд, чтобы города брать. Они, сказывают, не токмо Рязань, но и прочие города взяли, а жителей всех посекли без всякой жалости. Теперича в Рязани ни единой души хрестьянской не осталось.

- Брешешь! – говорил Радим без злобы, но голосом властным и суровым. – Наче **расскажи, как они вооружены, как бьются. А ты мне страсти несусветные сказываешь.

- Не брешу, воевода, вот те крест! – Мужик крестился чинно, продолжал сказывать; - А воины они добрые, все говорят. Почти все в броне, в колонтарях, альбо кожаных доспехах. У иных шлемы с железными масками, будто личины человечьи. Из луков они знатно стреляют.

- Истинно сват говорит, - вмешался другой сбег, - сам видел, как мунголы стрелы мечут. Стрелы у них невиданные, со свистульками, как летят, так воют, чисто ведьмы. Кольчуги и щиты прошибают, да.

- А главное, боярин, - добавил первый, - много их. На стены рязанские лезли они яко прузь***, во множестве великом, так что у защитников рязанских руки уставали их рубить. На одного рязанца по сту монголов приходилось – как тут сдюжишь? Сказывают, Батыга нечестивый на Русь привел столько воинов, что коли кажный из них на землю бросит по малому камешку, то будет башня до неба высотой.

- И это брехня, - возразил Радим. – Ну и дел-то, что побил Батыга рязанцев? Что суздальцев побьет, тоже невелика беда. А нас, новгородцев, не побьет.

В Торжке Радим застал почти панику. Город был полон беженцев, не только русских, но и иноземцев – булгар, половцев, ляхов, ливонцев, арабов. В первый же день по приезде собрали при воеводе всех больших людей от каждого городского конца. Радим зачитал им свою харатью, показал княжескую гривну, что бы поняли, кто он, зачем тут и что собирается делать.

Депутаты новоторжские выслушали воеводу – по их лицам было видно, что радости большой от новых обязанностей и повинностей, наложенных воеводой, они не испытывают. Но слухи о несметных и кровожадных монгольских полчищах пугали всех. Приезд воеводы с воинским отрядом, пусть небольшим, но хорошо вооруженным и состоящим из профессиональных воинов, давал некоторую надежду.

* Сбеги – беженцы

** Наче – лучше

*** Прузь - саранча

Весь сечень* горожане и ополченцы под руководством Радима и Якова Млына укрепляли город. Скаты под стенами расчистили до берега Тверца и полили водой так, что ногу нельзя было поставить. Радим собственноручно обстучал в пряслах каждое бревно, чтобы найти гнилые и треснувшие, и если какое-нибудь место казалось ему не очень прочным, стена тут же укреплялась. Всех городских кузнецов обязали ковать оружие, а сбегов пускали в город с одним условием – часть их имения забиралась на оборону. Если имения не было, самого сбега или его близких зачисляли в ополчение. Через две недели Радим набрал еще двести человек ополченцев из горожан и сбегов и сам наблюдал, как мужики учатся обращаться с копьями, топорами и луками.

- Придут монголы, - говорил он мужикам, - одно у нас будет спасение: крепко стоять на стенах, защищая город и живот свой. Кто побежит, получит стрелу в спину. Кто будет смуту чинить, сам стервеца зарублю!

Особой заботой было съестное. Всю снедь, что свозили в город купцы и крестьяне, Радим велел записывать и учитывать. Часть хлеба отправляли в Новгород, другую забирали на осадный припас. Продавать съестное на торжище в городе могли только те, кто сдал воеводе оброк натурой – зерном, мясом, солью, рыбой свежей, cушеной или копченой, салом или медом. С иноземцев взял налог деньгами, по четверти рубля с человека. Припасы свозились в детинец, и вот надо же – занялся в амбарах пожар, то ли от искры случайной, то ли вражина какая подожгла. Хорошо, вовремя спохватились, пламя разгореться не успело.

Млын начал с обычных дел: закончена починка южной стены, за валом набито еще несколько сот рожнов для защиты от конницы. Купцы из Старой Руссы привезли в город тридцать подвод с зерном, мороженым мясом и рыбой в тузлуках. Продолжается обучение рати. Денежных сборов за прошлый день сделано на одиннадцать кун с четвертью. Радим слушал, кивал головой.

- Все у тебя?

- Все, воевода. Остался пустяк один.

- Что за пустяк?

- Пришел тут один… Все утро к тебе просится, говорит, нужен ты ему зело.

- Местный или сбег?

- Сбег из-под Суздаля.

Радим хотел ответить дружиннику, но поперхнулся, закашлялся, потянулся за кубком с отваром. Пот выступил у него по телу, слабость навалилась камнем. Вот ведь счастье выпало разболеться, когда работы невпроворот!

- Вот бесова лихоманка! – выругался Радим. – Мочи нет, как устал лежать вот так без дела. Слава Богу, что ты у меня есть, дело справно ведешь.

Млын улыбнулся в седую окладистую бороду.

- Скажешь тоже, воевода, - буркнул он. – Так звать этого?

- Ходока-то? Говорит, важное дело?

- Говорит, важное.

- Ну, зови. Все одно лежу, как чурка с глазами.

Млын вышел. Радим снова закашлялся, отхаркнул мокроту – першение в груди вроде улеглось, но ребра болели, то ли от кашля, то ли от лежания. Отвар был горьким. Интересно бы знать, чего там эти травознатцы намешали. Придет Млын, надо меду горячего с имбирем и перцем спросить.

Вернулся старый дружинник, а за ним следом плелся проситель, худой сутулый человек неопределенного возраста в поношенной сермяге и лаптях. Вместе с ним в горницу вошел запах псины, заскорузлого пота и грязной одежды, такой ядреный, что Радим снова закашлялся. Ходок же не переставая кланяться и обметать пол своим грешневиком,* зачастил:

* Сечень - январь

- Боярин-ста, не прогони холопа твоего! Выслушай убогого, ибо пришел не себя ради, а во избавление земли русской от супостата. Ибо глаголют в Писании; «Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тме преходящия, от сряща, и беса полуденнаго…»

- Ты кто? – спросил Радим, вглядываясь в гостя. Молодому воеводе проситель не понравился: лицо красное, лисье, бороденка жидкая, глаза прячет и