Нашествие - В. Бирюк

Мудрые греко-римляне называли победителями гонок на колесницах не возничих, а владельцев лошадей. Тщеславие богачей поддерживало коневодство. У нас не так.

Как-то пустынно стало. Чёрт головой крутит - следующую жертву выбирает, никак успокоиться не может. Но драться уже не с кем - вокруг наши. Охрим с моей охраной. Правее «акулы» Салмана в своей обычной манере сплошным строем сносят противника.

Тактическая подробность: кыпчаки зажаты между моими и лесом. Некуда отскочить, негде развернуться. Только назад, в скотопрогон. А там речка, там встречные толпы подходят, там пулемёты достают. Стоя на месте толпой, бездоспешные, на маленьких конях… смазка для штыков. В смысле: для пик.

Охрим подскакал и даже говорить ничего не стал. Просто давай рвать мой шлем с седла. Не отвязывается. Матюкнулся, срезал и сам мне на голову нахлобучил. И пока я в себя приходил, подбородник затянул.

Типа: пока ты молчишь - ты выглядишь умнее.

Мда… кому победа великая, а кому стыд жгучий.

Не, так дело не пойдёт, я ж, типа, предводитель, мне команды командовать надо.

Я начал, было дёргаться, а он мне - князю и повелителю!, кулак показал. А я ж ничего не могу сделать! У меня ж руки в корзинках! В растопырку, чтобы кого-нибудь из своих не зацепить. Не рубить же слугу верного клинком славным!

Хорошо, Салман подъехал, стал спрашивать про здоровье. Ну и как ответить, когда намордник затянут?

- Ну… мну… бз… кгрх...

Отвязали.

- Тьфу, блин. Охрим! Ты… ты… Ты сними с меня клинки да вели протереть насухо.

Мог бы, конечно, и сам снять. Зажать в подмышку и кисть вытащить. Но… грязные они. Вроде, ничего особо не делал, но на правом елмань в крови. А левый в крови весь, аж по гарду. Кого-то я им проткнул насквозь. И вывернул с проворотом. На автомате - даже и не думал. А теперь и не вспомнить.

- Половцы побиты да убежали. Чего дальше делать?

- А у соседей как?

- Да, вроде, так же. Уже в проходы втянулись.

- Ну, и мы. По прогону этому прям к Переяславлю. Рысью марш.

- Н-не. Рысью не получится. Только шагом и по очереди. Мертвяками всё завалено. Ещё шевелятся многие.

Наша часть ското-прогона, который разделял лес, примерно на полверсты завалена убитыми и ранеными кыпчаками и их лошадьми. Дальше пулемёты не добивали.

Любим своих стрелков вперёд повёл, разных отставших добивать. Салман с «акулами» следом, частью подобрав свои тяжёлые пики, драгуны зачищают опушку, тачанки по моему маху сдвинулись. Пока доедем - баллоны накачаются.

Едем. Мёртвые - кончились, раненные, которые уползти пытаются - кончились. Сухое чистое место. Поворачиваем и любуемся.

Прямо впереди Переяславль. Над городом - здоровенный золотой крест. Там Михайловский собор, в котором младшего брата Долгорукого Андрея Доброго похоронили. Я про того Андрея - уже…

На этот крест вся Степь скалится, зубы точит. Пожалуй, поболее, чем на золотые купола Михайловского златоверхого в Киеве. Понятно, что крест не золотой, а золочёный: золото - в тончайшие листики раскатано. И полпуда не наберётся. Но - сияет. Объявляет: здесь - Русь. И у нас хватит сил эту красоту отстоять.

Не хватит. Скоро. Батый придёт. Всё сожгут, разрушат, утащат.

Крест пылает красным. Восходящее солнце так подсвечивает. Полчаса пройдёт, угол освещения изменится, но сейчас…

Бойцы крестятся. Шепчут: кровью праведников омыт, «Крест Животворящий», «воинство небесное», «господь нам помогает»…

После, поди, и сказывать будут как в русской летописи разгромленные Мономахом кыпчаки говорили:

- Как же воевать с вами, коли над вами воинство по небу скачет, наши головы рубит?

Собор в детинце, левее окольный город. Отстоял, однако, Искандер, посад. И воспользовался: провёл сквозь целое, не замусоренное, не погорелое место, свой полк и вывалился на бегущих к броду кыпчаков. А с другой стороны вдоль Трубежа видны уже чёрные чекмени торков Чарджи. Сейчас эти две клешни сомкнутся.

Не надо бы.

В реке - каша. Из бегущих и скачущих людей, лошадей. Не надо мешать им сдохнуть. Просто подгонять помаленьку, чтобы не задерживались. На этом берегу и на этом свете.

Справа за Альтой, тоже запруженной покойниками в три слоя, спиной к лесу прижавшись, ещё одна высота. Там, похоже, ханский шатёр стоял. А рядом ещё были. Теперь не стоят - снесло. Взрывной волной.

Таких слов, кроме меня, в этом мире никто не знает. Ваня, не умножай филологических сущностей! Какая «взрывная волна»?! - Чудо небесное!

У подножия холма - яма. Чистый вывернутый из глубины песок. А вокруг, шагов с десяти начиная, полоса… земли с кровью. Дальше обрывки всякие, куски мяса, тряпьё разное. Ещё дальше и целые трупы неубранные лежат.

Да уж. Порезвились-поигрались.

Слез с коня, подошёл к яме, присел. Песочек в горстях пересыпал. Ушёл хан Боняк. Хоть и злой он был, и мне враждебный, а жаль. Яркий человек. Интересный. Сильный. Повернись судьба чуть иначе - могли бы и пообщаться побольше. Я от него много чего узнать мог, понять про жизнь.

Поднял голову, в небо посмотрел. Чистое. Ясное. Жаркое. Ярко-голубое.

«Наступающий летний зной

Разворачивает меха».

Ушёл хан Боняк. Нынче, поди, с Хан Тенгри разговаривает, да вниз, на нас грешных, посматривает. Нервничает: как-то мы его трудами распорядимся. Надо чтобы не в впустую.

- Осалук! Иди сюда. Что это ты за дрянь тащишь?

Осалук тащит за шиворот… что-то двуногое.

Это потом. Всё потом. Есть более важное, есть обязательства перед ханом Боняком.

- Возьми пару-тройку парней, коней добрых. Отвезёшь записку Алу. Осторожно: битые кыпчаки в разные стороны разбегаются, не попадись им.

Как же рассказать мальчику про гибель его отца? Про подвиг, им совершённый?

- Вестовой!

Осторожно, Ваня. Непонятно, кому эта записка попадёт. Там, в его становище, могут быть... разные ситуации, там уже знают. Что-то. Наверняка, кто-то из свиты под «крылышки» не попал, ускакал к своим.

- Пиши. Алу, твой отец хан Боняк Бонякович истребил Кончака и его прихвостней во множестве. При том погиб сам, вместе с братом твоим Алтаном, ханом Беру и многими иными, бывшими с ними. Геройство его позволило разгромить воинство вражеское, многочисленное аки борови. Ныне вороги бегут в страхе. Не дай пропасть ни капли победы, добытой твоим отцом. Ты наделён им властью - используй. Догони бегущих и бей их, сколь сил хватит.

Что ещё?

- Я буду рад видеть тебя. До завтрашнего