Я – Товарищ Сталин 3 - Андрей Цуцаев

Абвера на Tirpitzufer 76/78, серое, массивное, с высокими окнами, стояло у реки Шпрее, чьи мутные воды отражали тусклое небо. Фасад, с потемневшей лепниной, хранил следы дождей; узкие окна с решётками, скрывали тайны. Внутри коридоры, длинные и с отполированным паркетом, гудели от шагов: офицеры в мундирах несли папки; клерки в серых костюмах, с усталыми глазами, сортировали документы; машинистки в строгих юбках стучали по клавишам. Кабинеты, с деревянными столами, заваленными бумагами и картами на стенах, освещались тусклыми лампами; архивы в подвале, с рядами железных шкафов, хранили тысячи папок, чьи пожелтевшие страницы шелестели под пальцами сотрудников.

Ханс фон Зейдлиц, 43-х летний оберст-лейтенант иностранного отдела Абвера стоял у окна своего кабинета на третьем этаже. Его фигура, высокая, чуть сутулая, в тёмно-зелёном мундире с орденом, выдавала его баварское дворянское происхождение. У него было узкое лицо с резкими скулами, которое обрамляли тёмные волосы с проседью; глаза, серые и глубокие, смотрели с тревогой; тонкие усы, были аккуратно подстрижены.

Его кабинет, небольшой, с дубовым столом, заваленный донесениями, и книжным шкафом, был местом, где он проводил большую часть времени, появляясь дома реже, чем он хотел. Карта СССР, утыканная булавками, висела на стене; рядом — фотография семьи: жены Клары, 38 лет, с мягкими чертами, и детей — Эрика, 14 лет, Анны, 10 лет, Карла, 6 лет.

Утро Ханса начиналось в Шарлоттенбурге, в квартире на трёх этажах старинного дома, где окна, с тяжёлыми бархатными шторами, выходили на липовую аллею. Гостиная, с плюшевыми диванами и персидским ковром, дышала теплом: камин потрескивал; стол, накрытый льняной скатертью, хранил следы завтрака — крошки хлеба и чашки с остатками кофе. Клара, в тёмно-синем платье, с волосами, убранными в пучок, хлопотала у плиты, её голос, позвал его:

— Эрик, Анна, Карл, завтрак стынет! Ханс, ты опоздаешь.

Ханс, в домашнем халате, листал «Berliner Tageblatt», глаза пробегали по строчкам о Москве. Он ответил:

— Клара, пять минут. Новости дочитаю. Эрик, как твои уроки?

Эрик, долговязый, похожий на отца, пожал плечами, лениво ответив:

— Математика скучная, папа. Учитель требует, чтобы я ее учил, но зачем?

Анна, с косичками, в клетчатом платье, вмешалась, сказав звонким голосом:

— Эрик ленится, папа! А я нарисовала дом, смотри!

Она показала акварель, где дом сиял яркими красками. Ханс, улыбнувшись, погладил её по голове:

— Молодец, Анна. Карл, а ты?

Карл, с круглыми щёками, жевал хлеб:

— Играл с кубиками, папа. Башня упала.

Клара, ставя яичницу, посмотрела на Ханса:

— Ханс, ты сам не свой. Что-то на работе?

Ханс, отложив газету, ответил чуть тише:

— Всё в порядке, Клара. Много дел. Сегодня важный день.

Он надел пальто, взял портфель, поцеловал Клару. Дети крикнули:

— Папа, возвращайся скорее!

На улице, холодной и влажной, Ханс подошёл к Opel Olympia, чёрному автомобилю, с хромированными деталями, совсем новому, 1935 года. Салон, обитый серой тканью, был простым; деревянный руль холодил ладони, а мотор, урча, постепенно оживал. Ханс ехал через Шарлоттенбург, где дома, с высокими фасадами, стояли плотно друг к другу. Маршрут вёл через Тиргартен, где голые деревья тянулись к небу.

В Абвере Ханс вошёл в здание, где коридор гудел от шагов пришедших сотрудников. Иностранный отдел (Amtsgruppe Ausland), под началом Георга Хансена, занимал второй и третий этажи. Отдел, связующее звено с OKW и иностранным министерством, оценивал зарубежную прессу, радиопередачи, захваченные документы, координировал контакты с Восточной Европой и Японией. Ханс анализировал донесения из СССР (о передвижении войск, промышленности), проверял данные литовской разведки о приграничных районах, изучал японские сообщения о Дальнем Востоке. Его стол был завален переводами «Правды», вырезками из «Times», шифровками из Каунаса. Сдача Вольфа, вызывала в нем тревогу. Его поимка навела шороху во всем отделе и Ханс опасался, что гестапо может выйти на него.

Здание Абвера, четырёхэтажное, с серым фасадом, хранило строгую иерархию. На первом этаже — приёмная, где клерки, в серых пиджаках, проверяли пропуска; второй этаж — Abwehr I (разведка, начальник Ханс Пикенброк), где офицеры, в мундирах, изучали военные данные; третий этаж — Amtsgruppe Ausland и Abwehr II (диверсии, начальник Эрвин фон Лахузен), где планировали операции; четвёртый этаж — кабинет Канариса, с видом на Шпрее. Архивы в подвале, с железными шкафами, хранили донесения, досье и карты. Машинистки, в строгих блузках, печатали отчёты; курьеры, сновали с папками. Атмосфера была тяжёлой: офицеры шептались о провалах, клерки боялись ошибок, Канарис требовал точности.

Ханс, войдя в кабинет, увидел Курта Шмидта, коренастого, с рыжими усами, и зелеными глазами, таившими любопытство. Шмидт, из Abwehr I, держал папку:

— Ханс, новости из Москвы. Вольф задержан. ОГПУ знало всё. Как это могло произойти?

Ханс, сняв пальто, сел, ответив спокойным голосом:

— Курт, не знаю. Может, он в чем-то ошибся. Москва сейчас опасна.

Шмидт, прищурившись, шагнул ближе:

— Ошибся? Ханс, твои люди были в курсе Вольфа. Если кто-то сдал Вольфа, это серьёзно.

Ханс, посмотрев на карту СССР, ответил, пальцы сжали карандаш:

— Я делал, что нужно, Курт. Вольф был обеспечен всем необходимым. Если он провалился, то только по собственной глупости.

Шмидт, нахмурившись, сел ближе:

— Ханс, если ОГПУ знает больше чем мы думаем, то мы под ударом. Ты говорил с Канарисом?

Ханс, помедлив, кивнул, сказал еще тише:

— Говорил. Он требует отчёт. После обеда.

В кабинет вошёл Фридрих Мюллер, из Abwehr II, худощавый, с длинным лицом, в очках:

— Ханс, твои донесения по Литве. Хансен требует уточнений. Что с их данными по СССР?

Ханс, открыв папку, ответил:

— Литва делится с нами, но довольно скупо. Их агенты в Москве говорят о войсках на западных границах. Я проверяю.

Мюллер, поправив очки, сказал с намёком:

— Проверяй тщательнее, Ханс. После Вольфа все на нервах.

Позже Ханс встретил лейтенанта Эриха Коха, молодого, с русыми волосами, из Abwehr III (контрразведка), чьи голубые глаза блестели амбициями. Кох, держа папку, заговорил в своей манере, быстрым голосом:

— Ханс, Хансен спрашивал о твоих контактах с японцами. Они шлют шифровки, но не всё понятно о их намерениях. Ты видел?

Ханс, листая донесение, ответил:

— Видел, Эрих. Японцы осторожны, но их данные по Дальнему Востоку полезны. Передам Хансену.

Кох, кивнув, добавил:

— Будь осторожен, Ханс. Вольф… это не просто ошибка. Кто-то говорит, что утечка из нашего отдела.

Ханс, сжав карандаш, посмотрел на Коха, и сказал, разозлившись:

— Слухи, Эрих. Работай, а не слушай сплетни.

В полдень Ханс вошёл в кабинет Канариса, чьи стены, обитые деревом, пестрели картами разных стран.