Княжна Разумовская. Спасти Императора - Виктория Богачева

Должно ли мне польстить, что князь Хованский примчался лично меня допрашивать, невзирая на собственное состояние?..

Губы сами по себе сложились в презрительную усмешку. Смотреть на него было тошно.

— Вы свободны, Варвара Алексеевна, — отдышавшись, объявил вдруг мой жених.

Или и впрямь уже бывший?

— Вы вольны уйти отсюда сию же минуту, — добавил он, когда не дождался от меня реакции.

Я сузила глаза, ломая голову над тем, какую игру затеял этот ужасный человек. И не тронулась с места. А вдруг из соседней двери выпрыгнет ротмистр и обвинит меня еще и в попытке побега?..

— Варвара Алексеевна? — вперед протиснулся граф Каховский. Он обеспокоенно посмотрел на меня, затем повернулся к князю.

Среди них он был единственным человеком, к кому у меня осталась капля доверия.

— Княжна, вы действительно свободны, — сказал он со всей убедительностью.

— А приказ? — я посмотрела на графа.

Князь Хованский дернулся, но ничего не сказал и лишь сильнее вцепился в дверной косяк, на который опирался рукой.

— Не было никакого приказа, — вытолкнул он сквозь плотно сцепленные зубы.

— Ротмистр Бегичев считал иначе, — я вновь обращалась лишь к Михаилу.

Тот замялся, но все же ответил.

— Произошла непростительная, невероятная ошибка, Варвара Алексеевна...

— Да? — я вскинула подбородок. — Приказа не было? Он не был подписан? Потому что накануне я видела его своими глазами. Ротмистр показал мне его. И внизу рукой князя Хованского были выведены его инициалы.

Мой голос сорвался и зазвенел, и я поспешно замолчала. Ну, уж нет! Бегичева я слезами так и не порадовала. И эти тоже не дождутся.

— Княжна, будет лучше, если мы покинем это здание и поговорим в другом месте. Обещаю, я все объясню, — настойчиво позвал меня князь Хованский.

Я даже бровью в его сторону не повела. Я нарочно избегала на него смотреть с той секунды, как заметила в дверях.

Боялась, что не могу сдержаться.

— Пойдёмте, Варвара Алексеевна, — совсем обреченным голосом попросил граф Каховский, и я кивнула.

Мимо князя прошла, как мимо пустого места. Кажется, услышала, как он заскрежетал зубами. Плевать!

Он растоптал меня дважды, нет, трижды за короткий срок. Я не собиралась смотреть на него до конца своей жизни.

Мы вышли на улицу, и там меня ждал очередной неприятный сюрприз. Рядом с роскошным экипажем князей Разумовских стояла Кира Кирилловна: вся в черном, словно в трауре. Я застыла на пороге, не решаясь шагнуть к ней, потому что сил на выслушивание упреков у меня не было. Но в затылок мне дышал еще более неприятный человек, князь Хованский, и поэтому я все же пошла вперед.

К моему удивлению, тетушка раскрыла руки, намереваясь меня обнять. Но выдержка и правила приличия взяли вверх, поэтому она лишь улыбнулась и на мгновение сжала ладонями плечи. Потом бросила неприязненный взгляд на здание Третьего отделения и обратилась к князю Хованскому без обычной сердечной теплоты.

— Где этот… ротмистр? — последнее слово она буквально выплюнула, дополнив крепким французским ругательством. — Где этот недостойный человек, который посмел так обращаться с моей племянницей? Клянусь Богом, Георгий Александрович, я пожалуюсь Императрице, дойду до самого Императора... Вместо того, чтобы искать настоящих преступников, искать моего брата, он задержал — кого? Княжну Разумовскую? Благовоспитанную барышню, девицу на выданье? Вашу невесту! — и ее указательный палец, затянутый в черную перчатку, обличительно уперся князю Хованскому в грудь.

— Графиня, я клянусь, что могу объяснить… то, что произошло — огромное, огромное недоразумение, — князь заговорил, страдальчески морщась. На висках у него выступила испарина, и он был почти таким же бледным, как вчера на берегу.

Я вспомнила, как его голова лежала у меня на коленях, и я уговаривала его потерпеть и не умирать... И он еще сжимал мою ладонь...

Да какая же я дура!

— Я хочу видеть Его высокопревосходительство, графа Меренберг, — Кира Кирилловна посмотрела на князя Хованского.

За его спиной офицеры одновременно втянули головы в плечи.

— Где начальник штаба корпуса жандармов? — спросила она, и теперь реакция офицеров стала мне понятнее.

Кажется, тетушка искала встречи с начальником Третьего отделения в Москве.

— Его высокопревосходительство расследует похищение вашего брата, — кисло отозвался князь Хованский.

— В отличие от вас! — припечатала Кира Кирилловна.

— Княжна, выслушайте меня! — князь смолчал на едкое замечание тетушки и повернулся ко мне.

— Вы за мной следили, — устало промолвила я. — Ротмистр вчера мне все рассказал, пока длился этот ужасный допрос... Вернее, не следили, а взяли под наблюдение, как и Сержа, которого подозревали в сходках со студентами и разжигании народных волнений.

Я поежилась. Было грязно даже говорить об этом. Хотелось забраться в ванну с горячей водой и хорошенько себя оттереть.

Князь Хованский вздрогнул и распрямился. В его глазах мелькнула тщательно подавляемая боль. Я не придала этому ни малейшего значения.

— На то были веские основания. Но надзор — это всего лишь надзор, и…

Звонкая пощёчина заставила его замолчать. Он дернулся назад, стиснул челюсть, а я посмотрела на свою ладонь. Даже не верится, что князя ударила я. Впервые в жизни подняла руку на другого человека.

О, как он меня разозлил! Своим протокольным, эзоповским языком. Веские основания?!

— Слышать вас не могу, — зло прошептала я, смотря в его потемневшие глаза, особенно ярко выделявшиеся на бледном, обескровленном, заросшем щетиной лице. — И видеть. У меня чуть сердце накануне не остановилось, пока вас везли к врачу... А у вас, оказывается, были основания поместить меня под надзор Третьего отделения!..

Мой голос сорвался, и я обхватила раскрытой ладонью шею, стараясь унять спазмы и рыдания. Не взглянув больше на князя, повернулась к тетушке и неожиданно наткнулась на ее полный понимания взгляд.

— Едем домой, — сказала она мне, накрыла рукой плечо и увела в экипаж.

До поместья мы доехали в полном молчании. Кира Кирилловна изредка поглаживала мою руку и ничего не говорила, и я была ей за это очень благодарна. Когда мы вышли из экипажа, я увидела, что нас верхом сопровождали офицеры в голубых мундирах. Один из них поспешно соскочил на брусчатку, подошел и поклонился, сказав, что по высочайшему приказу они приставлены к нам — для охраны.

Или для надзора, горько усмехнулась я в мыслях. Князю Хованскому же было мало моего позора и унижения.

В холле мне навстречу кинулась