Японская война 1904. Книга 6 - Антон Дмитриевич Емельянов

нейтральный порт уже не будет. И семнадцать военных кораблей, даже без учета вспомогательных судов, выпадут на несколько месяцев, прежде чем им смогут подвезти припасы из Китая.

— А под это дело можно и новый ультиматум выставить, — добавил Брюммер. — Англии останется только свои корабли подвести к Ханою, и будет второй Чемульпо.

— Я все же не согласен, — Бурков тряхнул головой. — Теперь уже царь не стерпит такое предательство. И что дальше? Одним разрывом старого союзного договора после такого не обойдется.

Я думал. Если дело дойдет до подобной авантюры, то это будет уже фактически повязанный кровью союз трех стран. Англия, Штаты, Франция… Против такого выступить как-то кроме дипломатического протеста будет очень непросто. А даже если решиться и сделать ставку на сухопутные силы… Тут по прямой от Инкоу до Ханоя тысячи три с половиной километров. Сколько будет идти 2-я Сибирская, если нам прикажут прикрыть флот? С другой стороны, если опять же до такого дойдет, то прогуляться огнем и мечом по всему азиатскому побережью, выжигая все европейские анклавы — чем не идея.

Что ж, ребята хорошо поработали. Сразу несколько наших слабых точек нащупали. Дипломатия, экономика, тылы в районе Владивостока и Сахалина, ну и, наконец, 2-я Тихоокеанская. Сколько же с ней проблем-то! Так, надо брать себя в руки.

— Вы спросили, что дальше? — я посмотрел сначала на Буркова, а потом на всех остальных. — А дальше у нас Германия. Англией, Францией и Штатами страны в мире не ограничиваются, и если мы рассматриваем возможное сближение этих троих, то будет и противовес.

— Да, Германия начала уделять азиатскому региону больше внимания, — на этот раз слово взял приписанный к штурмовикам Алексей Борецкий. — Мне даже удалось поднять кое-какие цифры через сотрудников полковника Ванновского, и количество кораблей, идущих в Циндао, даже зимой выросло в несколько раз. То есть интерес к Азии у кайзера точно есть. К нам — тоже. Но в то же время есть и большое противоречие. Мы конфликтуем с Австро-Венгрией, союзником Германии, из-за Балкан. Они нужны им, чтобы хоть как-то развиваться, мы же — всегда поддерживали славянские народы. И под гнетом османов, и под гнетом Габсбургов.

— Если бы дело было только в этом, — Бурков снова не удержался, чтобы не буркнуть. Хотя зря я к нему так: правильно он делает, что спорит и не соглашается, для этого ведь и собрались.

— Продолжайте, — кивнул я ему.

— Франция на континенте, Англия на острове — в этом плане им проще договориться. России же с Германией всегда будет что делить.

— Россия хочет торговать с Европой, а не подчинять ее себе, — возразил Борецкий. — Четкая граница и свое «сердечное соглашение» о колониях вполне могли бы стать основой для крепкого союза! Конечно, будут проблемы с обеспечениями безопасности торговых путей, но это все решаемо.

— Стоп, — я остановил споры, решив выделить главное. — Я правильно понимаю, что тот, кто активно начнет действовать сейчас, станет причиной формирования союзов, которые ему совсем не нужны? Что с нашей стороны, что со стороны наших врагов?

— Все верно, — кивнул Лосьев. — Поэтому наш главный вывод: пока ни одна великая держава не готова к продолжению конфликта, но у каждой есть способы давления, чтобы выйти на компромиссы.

— А большая война? — задал я последний вопрос, который иногда мучал меня по ночам. — Как вы думаете, что могло бы стать причиной, способной поджечь весь мир? Чисто гипотетически. Например, союз с нами Японии, полный контроль Китая…

— Это вызовет противодействие, яростное и кровавое, — выдохнул Брюммер, прикидывая перспективы. — Но только в рамках локальных конфликтов. Чтобы та же Англия пошла на то, чтобы ответить на удар в Азии атакой в Европе? Нет, для этого нужно что-то серьезнее. Гораздо серьезнее.

— Например?

— Например, если мы решим прогуляться в сторону Индии, — неожиданно, кажется, даже для самого себя ответил Бурков.

— А что? Все логично, — поддержал его Лосьев. — Если Японию или Китай Англия может нам простить, то за Индию будет биться до конца. И любыми средствами. Ради такого можно и Балканы поджечь, чтобы отвлечь нас с Германией, и напрямую двинуть силы через Персию и Афганистан…

Все замолчали, невольно представляя эту картину. Я вот тоже ни капли не сомневался, что именно так все и может быть. И да, месть за Индию может сработать как канистра бензина в костер даже сейчас, куда там всяким убитым эрцгерцогам. Хорошо, что пока мы обсуждаем все это только гипотетически.

Ведь так же?

* * *

Веру потряхивало.

За последние недели она предотвратила два взрыва в новом корпусе Путиловского завода, и даже тогда она нервничала гораздо меньше, чем сейчас. Когда ее с Анной — хотя правильнее было бы сказать Анну, которая попросила разрешения взять Веру с собой — пригласили в Зимний. Ее старые товарищи дорого бы заплатили за один шанс оказаться так близко к царю, а вот ей даже делать ничего не пришлось.

А еще…

— Я думала, мы приглашены вместе с обычными посетителями, — удивилась Анна, нервно бросив взгляд в сторону главного входа, который их экипаж оставил позади, даже не замедлившись.

— Николай Александрович, — молодой секретарь добавил торжественности в голос, — решил поговорить с вами, не привлекая лишнего внимания. Поэтому мы заглянем со стороны набережной. Сможете пройтись по коридорам, по которым когда-то еще Николай I выходил на свои утренние пробежки.

И они действительно прошли по совсем не парадным коридорам центральной части дворца, а потом оказались в небольшом кабинете, где их ждали всего два человека. Министр внутренних дел Вячеслав Константинович Плеве и Его Императорское величество Николай Александрович Романов.

— Анна Алексеевна, давно хотел познакомиться с вами лично, — царь кивнул Нератовой, а потом посмотрел на Веру, и на его лице появилось узнавание. — И Александра Петровна…

Сердце девушки пропустило сразу несколько ударов, когда впервые за долгие годы прозвучало ее настоящее имя. Плеве рассказал? Нет, тот сидит с каменным лицом — выходит, царь сам вспомнил ее. А ведь она уже почти заставила себя забыть, как ее звали до того, как она сбежала из дома.

— Вы похожи на своего отца, — продолжил царь. — В свое время я был на самом деле поражен его работами о ледниковой эпохе, а вот его революционные взгляды, наоборот, меня