Японская война 1904. Книга 6 - Антон Дмитриевич Емельянов

моей истории такого не случилось. Победа, пусть и не принесшая вместе с собой денег, сумела заставить японцев смириться с трудностями. А тут бунт, который может поставить крест на любых попытках вести дела с островами. С одной стороны, почему бы и нет — тогда ведь и другие страны ничего не получат, да и пленников можно будет вполне официально придержать. С другой — я ведь рассчитывал на японские ресурсы и возможности, а теперь… Кажется, придется идти на большие уступки другим возможным союзникам.

— Отправьте телеграмму Лосьеву, — я позвал одного из адъютантов. — Пусть пригласит фон Винклера в Инкоу.

— Что-то сказать ему о причине поездки? — уточнил молодой адъютант, приставленный ко мне Огинским. Может, хотя бы узнать его фамилию, а то в отличие от многих других этот держится рядом уже больше недели? Да и вопросы правильные не стесняется задавать.

— Скажите, что я отклонил предложение Германии о разработке Маньчжурии, но теперь меня интересует их взрывчатка.

Увы, я хотел подготовить для этого этапа пару дополнительных козырей, но… Время — беспощадная субстанция, так что придется обходиться тем, что есть. Все же, если я правильно понимаю, и германцы тоже ищут выхода на более близкое сотрудничество с Россией, то… Вот и первый рычаг давления. Прошлые неудачные переговоры — как бы странно это ни звучало, второй. Никто же не хочет допустить два провала подряд.

А даже если и не договоримся — тоже не критично, зато я хотя бы прямо сейчас об этом узнаю и начну искать новые варианты.

Эх, а на войне-то было проще!

Глава 11

Всю дорогу до Инкоу так и думал о войне, и о том, а будет ли она и какой. Впрочем, чего гадать. На сегодня же было назначено собрание штаба, к которому Лосьев и остальные должны были подготовить свои оценки вероятности тех или иных событий. Под те или иные вводные. Вот и проверим, насколько коллективный разум дополнит или опровергнет мои собственные выводы.

На вокзале по пути заглянул в самое настоящее кафе. С кофе. Открыто Павлом Ивановичем Суботеевым, ветераном 10-й штурмовой дивизии. У него вышел срок службы, он мог вернуться в Россию, но предпочел остаться, воспользовавшись теми льготами и послаблениями, которые были доступны бывшим солдатам. Обычным-то торговцам на стратегические объекты вроде вокзала хода нет, а своим — доверия больше. Заодно и орлам Огинского будет где и на ком опыт нарабатывать.

Павел Иванович, как обычно, лично стоял за прилавком и как раз дожаривал новую порцию зерен. Возможно на противне по науке оно и должно получиться вкуснее, но бывший штурмовик и со сковородкой справлялся, причем, по слухам, еще ни разу ничего не пережег и не испортил.

— Одну минуту еще, ваше высокопревосходительство, — предупредил он меня по-простому, наученный прошлыми нашими встречами.

Затем ловко ссыпал зерна на специальный поднос для остывания, а сам взялся за ручную мельницу с еще старыми запасами.

— А чего же своему генералу и не свежие? — спросил я, следя за процессом.

— Свежие горчат, — даже обрадовался вопросу Суботеев. — Те, что из Америки привозят, надо пару часов хотя бы выдержать. А эти, из французского Индокитая, лучше и вовсе пару дней.

Я покивал, поддерживая беседу.

Все-таки в чем французам не откажешь, так это в умении думать на будущее. Они ведь первые кофейные деревья в свои азиатские колонии завезли еще в 50-х годах прошлого века, в 80-х вышли на полноценные плантации в горах современного Вьетнама, и сейчас — если бы не они, то кто бы уже стал монополистом на рынке кофе? Правильно, Северо-Американские Штаты, крепко прибравшие к рукам все западное полушарие. Оставалась бы, конечно, Эфиопия, но и там, несмотря на традиции, развитие плантаций пришлось бы начинать почти с нуля.

Вот такой вот сейчас мир, и не только с кофе. Сила другой страны, которая делает слабее кого-то третьего — это не только проблема, но и преимущество. И все это нужно учитывать в огромном пожирающем самого себя клубке под названием современный цивилизованный мир.

Кофе получился хороший, крепкий, и так я его маленькими глотками и пил всю дорогу до штаба из специальной кружки, которую подготовили и держали специально для таких вот случаев. Преимущества бытия генералом и наличия выданного царем города… На месте меня уже ждали. Лосьев, Брюммер, Борецкий, Кутайсов и Бурков — все мои штабисты. Еще ведь недавно даже мысленно называл их стажерами, а теперь — на самом деле помощники, и тот же Арсений Петрович стоит одним из первых в списке на новый мундир генерал-майора.

— Готовы? — обвел я их взглядом.

— Готовы, — самым первым ответил Брюммер.

Он в последнее время чаще всех выезжал в поля и понабрался там бойкости и дерзости, в хорошем смысле слова. Даже Кутайсова, который тоже немало времени провел с 1-м конно-пехотным, в этом деле обошел.

— Что ж, тогда начнем, — я прошел на свое место и отодвинул со стола все лишнее, открывая карты Юго-Восточной Азии, собранные нами из самых разных источников и дополненные в том числе из старых китайских архивов. — Итак, самое главное. Как вы оцениваете реакцию великих держав на наши последние успехи?

Вопрос мог бы показаться странным с учетом того, что на стратегию всей России нам сейчас никак не повлиять. Но это вовсе не значило, что мы не можем и не будем готовиться!

— Отметим, на что именно мы смотрим реакцию, — Лосьев начал с формальности, но в таких делах это тоже не лишнее. — Сама победа — с точки зрения большой политики это не так важно, а вот контроль над Маньчжурией и, что особенно обидно для кое-кого, еще и над Кореей через союзную империю Корё — это лишение других стран сразу двух точек контроля. Для той же Британии — это удар по торговым интересам…

— Мы не запрещаем им торговлю, — напомнил я.

— А торговля по честным правилам и по английским — это две очень сильно отличающиеся нормы прибыли, — тут же ответил Лосьев. — Итого возможны ответы сразу по нескольким линиям. Дипломатическая: тут, скорее всего, будет ультиматум, чтобы потребовать от нас добровольно уступить часть приобретений.

— Уже, — я снова не стал ждать и сразу добавил новых фактов, которые мне стали известны во время того короткого обмена телеграммами с царем. — Англичане, конечно, не назвали это