Петр Третий. Наследник двух Корон - Владимир Викторович Бабкин

меня ограничиваете в моём праве въехать в столицу не мальчиком, но мужем. Вы хотите, чтобы внук Петра Великого въехал в город Святого Петра в закрытом возке словно «красна девица»? Что подумают обо мне? Да, и Государыне вряд ли будет приятен такой визит. Я — суверенный герцог Гольштинии и имею право на достойный моего титула и звания церемониал.

Тот машет головой.

— Петер. Другого коня. Это блажь с твоей стороны. Ты на нём не выезжал даже из конюшни. Так нельзя.

— Проверим?

— Нет.

— Да. Седлайте коня.

Барон скривился и лишь буркнул:

— Упрям, как все Романовы. Седлайте коня!

И уже мне (тихо):

— Выезд тут. Никаких скачек и препятствий. Просто почувствовать коня и ему дать почувствовать всадника. Не более того. Потом до Петербурга в возке. Конь сам у возка под седлом. И когда уже будем въезжать — тогда в седло. Но, Христом Богом прошу — без чудачеств. Приехали. Приветствовали. Матушку Государыню увидели — спешились. Дальше по церемониалу.

Киваю. За два века правила не сильно изменились. В детстве меня так же тренер-немец в Потсдаме учил. Да и в Киле тоже. Справлюсь.

— Хорошо, барон. Командуйте.

Корф подносит руку к своей гренадерке. Поворачивается:

— Поручик Мюнхгаузен, корнет Романус! — крикнул он во всё горло.

Подскакали два кирасира. Значит им тут фон Корф тоже начальник.

Но не мне.

Офицеры отдали честь.

— Снарядите этого коня для шефа вашего полка — приказал барон, — и поторопитесь, Карл Георгиевич, Государыня ждёт.

Известный рассказчик самых правдивых историй в мире кивнул и приказал выведшему моего огненного «буцефала» финну-конюху следовать за ними. Под бароном Мюнхгаузеном каурый гольштинец, золоченые заклёпки и чешуя крепящих чёрную кирасу ремней начищены. Справный малый. Корнет на втором моём «земляке» тоже сияет. Надо и его запомнить.

Через полчаса мы убыли в Петербург. Орлик под кирасирским седлом бодро рысил за моим возком.

Красота.

Едем.

Едущие впереди кирасиры отгоняли прохожих и других конных. Те сторонились на обочины и, увидев царский возок, крестились, потом что-то радостно выкрикивая. Очевидно, здравицы, но Корф запретил даже делать намёк на остановку. Во-первых, нас ждала Императрица, а, во-вторых, мало ли что. Я Корфа вполне понимал. Совершенно дикая экспедиция подходила к концу. Зачем ему приключения на его… ещё не седую (пока) голову? Да ещё и мои выпобрыки с конём.

Уверен, что он (Корф) крыл меня последними словами. Но, я тоже никак не мог дать заднюю. Как говорится, как вы корабль назовёте, так он и поплывёт. Марку нужно держать.

Мне не нравилось в возке. Казалось бы, проехал до России в более тесном возке сотни и сотни вёрст, и, вдруг, не нравится⁈ Да, не нравится. Всю дорогу мне смотреть было реально и не на что. А тут пригороды самого Санкт-Петербурга! Любопытно. Да, и, вообще…

Что видели машущие руками мне было не совсем понятно. Вам приходилось ездить зимой в советском автобусе, или, к примеру, в трамвае? Когда изморозь на стекле в несколько миллиметров (а то и в сантиметр) толщиной? Когда пассажиры не видят ничего, кроме белого матового слоя льда и снега? Счастливчики у стекла дышали на монеты и прикладывали их ко льду окон. И радовались, что в ледяном мареве образовалась дырочка размером с пятак, через которую можно что-то разглядеть. Дырочка во внешний мир. Кружок, с отпечатком монеты на льду стекла, который быстро покрывается инеем прямо на глазах. Хочешь посмотреть? Дыши и прикладывай монету.

Дыши и прикладывай.

Раз за разом.

Моя поездка мало чем отличалась от советского трамвая. Разве что тем, что я был не в трамвае. Да, и у нас тут было чуть теплее. Было какое-то подобие печки для согрева ног, были грелки под мягкое место, нас, в конце концов, встречали, а не просто мы скакали через половину Европы. Но, толком рассмотреть что-либо за окном было непросто.

Я тут вообще странный персонаж.

Вот, кто я?

Внук Петра Великого? Да, но это не титул, не чин и не должность.

Наследник Престола Всероссийского? В теории — может быть, скорее да, чем нет, но, в реальности ничего подобного. Официально я тут лишь гость Елизаветы Петровны. Даже, в чём-то, её Августейший Собрат. Монарх суверенного герцогства. Практически такой же государь, как и любой другой коронованный властитель.

Особый Гость.

Очень важный Гость.

Возможно, имеющий прав на Престол Всероссийский больше, чем сама Елизавета Петровна (тут как посмотреть), точно нужный тётушке, как легитимизация её власти и прав на Корону. Но, в реальности, повязанный с ней точно так же, как и она со мной. Иван Третий — всё ещё Император Всероссийский. Можно с этим спорить, но власть Елизаветы Петровны опирается сугубо на силу, а не на право.

Император (пусть и малолетний) Иван Третий в своём праве. А мы с Елизаветой тут так, подышать вышли.

Насколько я знаю, Елизавета так и не решилась его придушить. В моей истории это прикажет сделать только Екатерина Великая — моя (не дай Бог) жена.

Иван Третий. Двадцать с лишним лет страшной жизни в заточении. Русский вариант «Человека в железной маске» Александра Дюма.

Почему Лиза его не убила? Я не знаю. Может хотела иметь запасные варианты, чтоб род Романовых не прервался. А, может, действительно не захотела брать грех на душу. Версия так себе, но тоже имеет право на существование.

В общем, сие мне неведомо.

В общем, то-сё, но Санкт-Петербург уже близко. Как говорится, прыг-скок, вот вам и возок.

* * *

РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. 1 (12) февраля 1742 года.

У вас есть деньги?

У меня нет.

Как-то забыли меня предупредить, что нищим нужно давать монеты. А у меня их нет вовсе. Я не Понтий Пилат на въезде в Иерусалим, но… Я гордо проскакал на рыжем мимо, нищих, но это плохо. Неужели нельзя было сказать? Хорош Корф.

Ему может и всё равно, лишь бы сдать мою тушку, но, мне-то тут жить ещё не одно десятилетие…

Мне вспомнят.

Переврут сто раз, но вспомнят.

И никакое «Оскорбление Величеств» тут не поможет.

Будут тут мчать паровозы, ходить по рекам пароходы, летать воздушные шары, но будут вспоминать, что будущий Царь-батюшка не дал три копейки при въезде в столицу. Сто слоёв ещё добавят. Правды и смысла.

Плохо.

* * *

РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. 1 (12) февраля 1742 года.

Ближе к центру столицы встреча пошла веселее. Толпились толпы. Звучали звуки. Командовались