Физрук: на своей волне - Валерий Александрович Гуров

Потом скажет, что будет, если не согласиться.

— А если не добазаримся… — он почти хрюкнул, как самый настоящий хочу. — Не обессудь, завтра всё тут сгорит к буям. И твой подвал, и твои мешки, и пацаны твои сами к нам в очередь встанут.

Я слушал. В кармане пальто пальцы играли кольцом гранаты.

— Не дёргайся, — продолжил второй авторитет. — Сейчас все по одним правилам живут. Тут или ты сам по правилам двигаешься, или в землю ложишься. Третьего не дано. Да и, Вован, насильно дурь никто никому не запихивает, это если по морали рассуждать…

— Давай короче, конкретно, ты же пацанов своих дёрнул? У нас в багажнике дури на год на район хватит… — вещал Бармалей. — Тебе пять процентов с каждой партии, цену сам у стравливай…

Я уже не слушал, потому что прекрасно понимал, к чему всё идёт. Либо я здесь и сейчас соглашусь прогнуться под них, либо не уйду с этого пустыря. Сквозь затемнённые окна я боковым зрением увидел, как к пустырю подъехал ещё один автомобиль. За его рулём и был мой палач…

В багажнике «мерса» лежала дурь. В машине сидели боссы… я прекрасно понимал, что если сейчас бахнет, то Москва встанет на уши. Так что я уже всё решил.

Я повернул голову к окну. За стеклом застыл двор, такой знакомый. Там, в полутьме, я увидел силуэт Машки на втором этаже, возле окна. На углу двора, в беседке, толпились мои пацаны. Они смотрели на «мерса», словно знали, что решается что-то большее, чем просто разборка.

Они должны запомнить, что за своих надо идти до конца.

— Аля, ты за? — я повернулся к Крещенному.

— Вован, от таких предложений не откалываются, — заверил он.

Падла ты Аля, конченная.

Я вернул взгляд на авторитетов и уже не видел в них людей. Передо мной сидели шакалы, жрущие мою страну, город, моих пацанов и их будущее.

Я чуть наклонился вперёд, стискивая в кармане гранату.

— Вы правила свои другим рассказывайте, — спокойно заверил я авторитетов. — Я свои выбираю сам.

Авторитеты переглянулись. Нахмурились.

— Слышь, ты как базаришь, шпага… Аля, ты же говорил, понятливый пацан…

— Я пацанов от дури тянул. А вы хотите, чтобы я сам их травил? — я вскинул бровь.

Аля побледнел… а я вытащил гранату из кармана — зелёный корпус блеснул в полумраке салона.

Секунду никто не понял, что происходит.

Потом я дёрнул чеку. Металл звякнул, и тишина в салоне стала вязкой.

Первый авторитет, что сидел на водительском сиденье, взвыл как свинья перед убоем:

— Ты чё, псих⁈

Руки у этой свиньи задрожали, глаза забегали.

Второй, за рулём, медленно потянулся к пистолету в бардачке. Лицо его налилось кровью.

— Ты че брат⁈ — Аля было бросился на меня.

Но я коротко угомонил его локтем по переносице.

— В Чечне я вас не добил… — процедил я. — Значит, здесь добью.

Один из главарей дёрнулся, хотел выскочить наружу. Другой всё ещё тянулся к пистолету, а я выкинул руку вперёд и отпустил гранату.

— За своих — до конца, — были мои последние слова.

Мир вспыхнул белым.

Глава 2

Я очнулся, и первое, что увидел — свежевыкрашенные стены и шкаф с папками.

Я сидел за столом, передо мной раскрыта папка, а напротив над столешницей склонилась женщина под тридцать с копной тёмных волос. Строгий костюм, зона декольте без выреза, но под кофточкой грудь хорошая — размера четвёртого точно.

Рядом с барышней стоял мужик в спортивном костюме, крепкий и подтянутый, с перебинтованной ногой, на костылях. Ещё одно место за столом пустовало, кресло отодвинуто…

Охренел?

Пожалуй, это было мягко сказано. Я не знал, где нахожусь и кто эта пышногрудая и поломанный. Куда делся Бармалей, Аля и ещё один жирный козёл?

Мозг судорожно попытался сделать первые выводы. У мужика сломана нога — значит, я в больничке? А девка выходит врач? Судя по банке «Нескафе» и мобиле с истёртыми кнопками, люди из обеспеченных. Наверное, баба заведующая, а мужик какой блатной?

Стоп…

А я тут при чём? Я же на гранате подорвался!

Впрочем, первые же выводы разбились, как стекло, о слова пышногрудой красотки.

— Времени совершенно нет, Владимир Петрович, — отрезала она, словно я уже что-то был должен. — Вы теперь ведёте ОБЖ и физкультуру.

Ни хрена как базарит. Баба с замашками начальницы, видно сразу.

— Временно, конечно. Просим вас согласиться, иначе директор…

Она замялась, видимо подбирая сравнение, покосилась на чашку с кофе, от которого поднимался пар.

— Вместо кофе нас растворит!

Я моргнул.

— Что? — мой голос прозвучал чужим.

Какого вообще хрена…

— Надо заместить нашего физрука, — кивнула пышногрудая бестия на мужика с костылями. — Он травмировался.

Тот фыркнул, будто оправдывался:

— Вы же знаете этих детей. Избалованные… они меня довели. Я только отвернулся, а они… — он махнул рукой. — Короче, нога теперь вот, на полгода к костылям прикован!

Ни хрена се, как заворачивают…

Ясно же, что какая-то галимая постанова. До меня, кажется, начало доходить… я выжил, полечился в больничке, а оттуда меня уже в дурку определили. Ну а что, социально опасный элемент, сам себя гранатой подорвал.

Другого объяснения попросту не находилось.

Я перевёл взгляд на пышногрудую. Она смотрела на меня жёстко, будто приказывала. Но кончики губ приподнялись в улыбке — такой же фальшивой, как она сама.

— Вы единственный мужчина учитель в школе. Ну не будет же ОБЖ вести женщина? — она театрально заломила руки.

Во моросит…

Я медленно обвёл взглядом кабинет. На стене висел календарь. Большие цифры, яркая реклама какого-то банка. Я скользнул глазами по цифре года… 2025 год. Я застыл, глядя на эту цифру. Какого хрена?

— Сейчас придёт директор, — продолжала «пятый размер», не заметив моего оцепенения. — И мы вашу кандидатуру быстренько согласуем.

На этом сюрпризы не закончились: взгляд упал на собственные руки, которые я всё это время держал на столе. Видимо листал листы в папке — там, кстати, был список фамилий учеников.

Так вот, взглянув на свои руки, я охренел окончательно. Вместо моих мозолистых трудовых пальцев я видел толстые пухлые пальцы-сардельки с нежной кожей… тоже такой приход?

В голове загудело, обрушился поток мыслей. Это что за засада, кто-то с воспалённым воображением «Назад в будущее» пересмотрел? И время унесло