Тиран Золотого острова - Дмитрий Чайка

И чего он видит? Я вот не вижу ничего, кроме точек на фоне зеленовато-белой волны. Да, они это. С каждой минутой точки увеличивались, превращаясь в корабли, которые несут раздутые паруса.

— Поднять белый флаг! — проорал я.

Что это значит? Ну точно не капитуляцию. Это значит, что мы сейчас будем исполнять первый и единственный прием карате, которым я в своем пионерском детстве овладел в совершенстве. Он называется «изматывание противника длительным бегом».

* * *

Аргосцы воевать умеют, да и Диомед, командующий карательным отрядом, моряком оказался отменным. Увидев нас, микенские корабли убрали паруса и ударили по веслам, охватывая широкой дугой. Я оценил красоту маневра, честное слово. Есть что-то завораживающее в длинных хищных силуэтах, которые стремительно несутся по морю, словно стая акул. Они полностью уверены в себе. Могучие спины воинов ходят в унисон, а лучники на палубах встали на нос, наложив стрелы на тетиву. Никто не бегает и не кричит, каждый делает свою работу спокойно и без лишней суеты. Биться на воде можно только так, убрав паруса и маневрируя веслами, чтобы потом сцепиться в схватке борт на борт. И если у кого-то в такой драке больше кораблей и лучников, его победа практически предрешена. Но только не в это раз.

Мои биремы не стали проявлять чудеса героизма и спокойно ушли, оставив корабли противника в легкой растерянности. Мы разорвали дистанцию, и их лучники до нас просто не добьют. Раздалась резкая команда, кормчие повернули рулевое весло набок и начали снова выводить корабли на дистанцию атаки. Ахейские пентеконтеры — это огромные плоскодонки с низкими бортами. Низкими настолько, что матрос может погладить проплывающего дельфина. Для них крутые маневры — это нечто из разряда фантастики. Если корабль хорошенько зачерпнет воду бортом, то пиши пропало. Он просто перевернется и утонет.

Аргосцы, которые снова рассыпались стаей, летят к нам стрелой, но биремы подпускают их на сотню шагов, а потом ловят ветер и снова уходят в сторону, выписывая огромные петли. Опять звучат отрывистые команды, но теперь в них слышится злость. Мы воюем нечестно, совсем не так, как должны воевать порядочные враги. Они считают нас трусами, но даже самый тупой из матросов задается сейчас вопросом: а на сколько хватит его сил, чтобы грести в таком темпе. Лучшие из моряков способны грести часа четыре, если не рвать жилы и не маневрировать, а потом им нужен отдых. Нам он не требуется вовсе. Мы идем под парусами, лишь на короткое время ускоряясь, когда нужно подпустить их поближе, а потом оторваться от преследования. Мы закладываем петли и восьмерки, перебегая от одного борта к другому, и эти непривычные маневры приводят врага в состояние неописуемой ярости. Они показывают нам растопыренные ладони, давая понять, какие мы нехорошие люди, а некоторые показывают даже две растопыренные ладони, наложив их одну на другую. Мы настолько плохи, что у них даже рук не хватает, а наша сексуальная ориентация для них совершенно очевидна. Нам показали голые зады, жест в полруки и даже обнаженные гениталии, что по местным меркам считается серьезнейшим оскорблением. Но мы не ведемся. Мы ждем, когда они начнут уставать.

Часа через полтора это случилось. Аргосцы потеряли строй, и некоторые из капитанов и вовсе начали пропускать атаки, сберегая силы гребцов. Они рассыпались бестолково, не понимая, что делать дальше. И тогда я прокричал.

— Красный флаг!!!

Это означает атаку. Кусок алого полотнища вздернули на рею, и вскоре такой же точно я увидел и на других кораблях. Меня услышали и поняли. Мачты сняли и бережно уложили на палубу.

— Вон тот! — показал я Палинуру. — Для начала пугнем их. Бей!

— Бумм! Бумм! Бумм! Бумм! — разнеслось над морем, и понемногу ритм убыстрялся, а мой «Лев» набирал невиданную здесь скорость с каждой секундой.

— Весла с правого борта убрать! — скомандовал я, и боцман засвистел в дудку. Еще одно мое нововведение. Секунд десять для этого нужно, и все стараются на совесть, потому как знают, чем закончится для них промедление. Они же прямо сейчас это в весельные порты наблюдают.

— Лучники! — скомандовал я. — Бей!

Жуткое это зрелище, когда трехметровые весла ломаются с хрустом, а потом всей тяжестью огромного корабля бьют гребцов, ломая им ребра и руки. Те, кому повезло, лежат у своей скамьи мертвые, с разбитой головой. Тем, кого изломало, словно прутик, придется куда хуже. Тут нет лекарей, вообще нет. Здесь вам не Египет и не Вавилония. Тяжелый перелом — это почти гарантированная смерть, долгая и мучительная, или инвалидность, что намного хуже.

— Да-а! — заорали мои гребцы, жадно прилипшие к портам. Они видели все, до мельчайших подробностей. И они радуются как дети, видя чужие страдания. Ливень стрел, полетевших с высокого борта, скосил десяток аргосцев сразу же. Еще пара залпов, и остатки экипажа попрыгали в воду, понимая, что абордажа им просто не выдержать. Хороший трофей, пригодится еще не раз.

Два других корабля, которыми командовали Сфанд и Абарис, рисковать не стали. Они догнали каждый своего и поддели их борта острием тарана. И теперь два корабля заваливались набок, прямо на глазах уходя на встречу с богом Поседао.

— Белый флаг! — крикнул я, и боцман бросился на нос и начал махать как ненормальный куском грязноватого полотна. Хватит пока. Мы должны были показать силу, и мы ее показали. Теперь я буду ждать, когда весь трагизм ситуации дойдет до Диомеда. Он должен догадаться, ведь его люди как раз вылавливают гребцов с утонувших кораблей.

Мы кружим вокруг них, а они снова пытаются огрызаться. Ахейцы так ничего и не поняли. Тут не договариваются в море, здесь дерутся насмерть. Вот и они в припадке отчаяния лезут на нас снова и снова. Пришлось утопить еще один корабль.

— Правь поближе! — сплюнул я, и Палинур укоризненно покачал головой. Он не одобряет подобное мальчишество. Он не понимает, почему я не хочу сотворить подвиг, достойный песни аэда. Он и не догадывается, что после такого мне точно крышка. И тогда Гомер не Илиаду слагать будет, а Сифниаду. В этой поэме все силы Микенской Греции будут долго и бестолково множить меня на ноль. И я знаю точно, что у них это получится. Они просто задавят меня массой.

— Диомед! — заорал я в медный раструб рупора, сделанный специально для этого случая. — Переговоры! Да не стреляйте, олухи! Я все равно в доспехе!